Я помню день, когда отец учил
Сворачивать бумажный самолёт.
Вернувшись раньше, снял в прихожей кирзачи,
Смахнул рубашкой пот солёный
со лба,
И из служебного портфеля выудил её -
Какую-то ненужную доверенность
Из плотного листа бумаги.
Игриво дав щелбан,
Костяшкой, твёрдой словно камень,
Он сел за стол со мною рядом.
И вроде верилось
В непостижимое искусство оригами,
Но всё происходящее казалось магией,
Что проникала в глубь души как яд, но...
Он брал в свои шершавые и тёплые ладони
Мои ладони
И, направляя их, показывал, где нужно лист сгибать.
Я так свернуть боялся косо,
В глазах горел огонь.
Шептал, а может сам управишься, а, батя?
Но продолжал всё делать сам сквозь подступающие слёзы.
В итоге получилось хорошо, сказал мне папа,
И я ещё, как помнится, спросил его - серьёзно?
//На улице закапало//
Он с теплотой ответил "да"
И самолётик мне отдал.
Когда-нибудь он полетит в далёкий космос
Неизведанный...
Я криво написал на нём фломастером "пО6ЕдА".
А на другом крыле карандашом "УРА!".
Хотелось выбежать на улицу и запустить,
Но ливень лил - да чёрт б его побрал!
Потом, покуда пообедали,
Он стих.
И я, из дома выбежав счастливый в сапогах,
Удрал по лужам в поле со двора.
Доро́га дорога́.
Простой мальчишка - ещё надеялся и верил в те года,
Желание простое загадал.
Решил, коль долетит до ясеня,
То сбудется.
Забросил самолётик, радостно смеясь...
Он упорхнул
В промокшую весну,
И больше не вернулся.
