Думаете, все зайцы одинаковые, все трусы?
Нет, зайцы тоже разные бывают.
Спросите вот моего сынишку, какого мы раз поймали скандалиста.
Мы были на охоте в лесу.
Втроём: сынишка, я и Джим.
Джим — это собачка наша.
Коротконожка, уши до земли, хвостик куцый.
Замечательная охотничья собачка, хоть и старенькая: всякую дичь разыщет, на крыло поднимет, а подстреленную поймает, схватит и осторожно, не помяв ни перышка, подаст прямо в руки.
Необыкновенно умный и добрый у нас Джим.
С другими собаками не дерётся, никого никогда не кусает, всем знакомым людям при встрече хвостиком часто-часто машет и, знаете, так по-собачьи, приветливо улыбается.
На охоте мы были сухой осенью, — уже лист с деревьев падал, а дождей больших ещё не было.
В это время охотиться в лесу всего трудней: высохший лист гремит под ногами, дичь тебя далеко слышит и видит сквозь поредевший кустарник и, не допустив, улетает.
Вдруг слышу — Джим залаял, залаял в кустах — и вдруг замолк.
На кого это он?»—думаю.
И приготовился стрелять.
Но оттуда, из кустов, никто не вылетел.
А сынишка уже там — и кричит мне из кустов:
— Папа, папа, беги скорей!
Кого Джим-то в плен взял!
Я — к ним.
И вижу:
Джим лежит врастяжку на земле, а передними лапами зайчонка прижал к листьям, держит его.
Зайчонок верещит отчаянно,
Джим хвостиком часто-часто виляет, а сынишка мой стоит над ними — и не знает, что ему делать.
Я подошёл, взял зайчонка у Джима.
Держу зайчонка двумя пальцами за шиворот, — он ещё пуще верещит, лапками от меня отбивается.
Сынишка говорит:
— Это он на тебя сердится.
Кричит:
Как ты смеешь меня — такого маленького — обижать!»
И вправду похоже было, что зайчонок что-то эдакое кричал.
А Джим на задние лапы встал, передними мне в колени упёрся и лижет зайчонка: успокаивает его, — что, значит, не бойся, не таковские мы, ничего плохого тебе не сделаем.
Тут вдруг сынишка говорит:
— Смотри, папа, у него левый бочок лупленый.
Смотрю: на левом боку у зайчонка плешинка.
Шерсть содрана, голая кожа — с пятак кружок.
— Эге! — говорю. — Да ведь это мне знакомый зайчишка!
Он у дяди Серёжи сбежал.
Полезай-ка, дружок, в карман.
Осторожно его под пузечко перехватил и сунул в свою охотничью куртку, в спинной карман.
Такой у меня карман есть в куртке: во всю спину, а по бокам — пуговицы.
Очень удобно в нём стреляную дичь носить и всякую всячину, что, бывает, на охоте попадается.
Зайчонку там темно, тепло, — он и притих.
И сразу мы домой пошли.
По дороге мне пришлось, конечно, всё подробно рассказать сынишке, откуда я этого зайчонка знаю и отчего у него бочок лупленый.
Дядя Серёжа — приятель мой, тоже охотник, живёт на краю деревни, у самого леса.
Зайчонка он поймал недели три назад — совсем ещё крошкой — у себя в саду под кустом смородины.
Этот зайчонок из листопадничков.
У зайчих первые зайчата родятся весной, когда ещё снег корочкой — наст.
И называются они н а с т о-вичками.
А последние в году родятся осенью, когда уже лист с деревьев начинает падать.
Их охотники так и зовут — листопадничками.
Дядя Серёжа очень этому зайчонку обрадовался.
Вот почему: у него, у дяди Серёжи, не так давно ощенилась дворовая собака по кличке Клеопарда.
Щенят всех он ещё раньше знакомым своим обещал.
А как их у матери отнимешь?
И без того злющая Клеопарда — совсем с ума сойдёт, на всех начнёт кидаться.
Дядя Серёжа и придумал зайчонка ей вместо щенят подложить, чтобы не скучала, не лютовала» Так и сделал.
Щенята в ящике сидели.
Он их оттуда взял, когда матери не было, а на их место зайчонка положил.
Клеопарда пришла — щенят нет, а сидит в ящике малая зверюшка и её собачьим запахом пахнет: в ящике-то всё с её запахом.
Она и не тронула зайчонка, своим признала.
Утешилась им.
Кости ему стала таскать, лучшие куски мяса.
От такой пищи зайчонок живо бы ножки протянул, да дядя Серёжа кормил его молоком и капустой.
Так и не научила Клеопарда своего приёмыша кости глодать и мясо есть — её собачью пищу.
Зато научила своей собачьей храбрости.
Клеопарда была отличным сторожем и к хозяйскому дому никого не допускала — ни чужого человека, ни собак.
С таким злобным видом вылетала им навстречу, что редкая собака не подожмёт хвоста и не пустится наутёк, не дожидаясь, пока эта серая злюка сшибёт с ног.
Ростом она была с волчицу.
Зайчонок взрослел быстро.
Зайчихи своих детей и двух недель не кормят.
По-заячьему, двухнедельный зайчонок уже «большим» считается и должен сам себе разные вкусные травки разыскивать и прятаться от собак.
Этот зайчонок, хоть ещё махонький, живо из ящика выскочил и бегал по всему двору за своей названой матерью.
И во всём ей, как обезьянка, подражал.
Клеопарда с места — и он за ней.
Она на собаку — и он тоже.
Она куснёт — и он старается куснуть собаку.
А зубы у него передние — видели зайцев? — длинные, острые, ветки перегрызают.
Как куснёт, — из собаки шерсть летит!
Собаке не до него: только бы от Клеопарды отбиться.
Он, зайчонок, и потерял всякий страх перед собаками.
Как где увидит, так и несётся навстречу — кусаться.
Храбрей волчонка стал.
Соседские собаки все его боялись.
Да вот раз забрёл на двор к дяде Серёже какой-то дальний щенок, который ни Клеопарды не знал, ни храброго её сынишку.
Клеопарды тут не случилось поблизости, а зайчонок её, напившись молочка, спал на сене под ящиком.
Щенок подбежал к ящику, — зайчишка.
И кинулся на него.
Собака, конечно, не то, что заяц.
Если по-заячьи двухнедельный зайчонок уже «большим» считается, то у трёхнедельной собачонки ещё только глаза прорезаются.
Она и в три месяца считается щенком.
Этому щенку месяца четыре уже стукнуло от роду, и он был ещё совсем глупый.
Очень хотелось ему зайца поймать.
А как за дело взяться толком, он не знал — не приходилось ему ещё на охоте бывать.
Он прыгнул на зайчонка и хвать его зубами за бочок!
Надо бы за шиворот или ещё как, а он за бок.
Ну, конечно, шерсти клок выдрал порядочный, плешинку на боку сделал, — а удержать не мог.
Зайчонок как вскочит, как махнёт с перепугу через ящик — только его щенок и видел!
А тут ещё Клеопарда прибежала, — пришлось щенку поскорей убираться со двора подобру-поздорову.
Клеопарда своему зайчонку рану зализала.
Известно ведь: собачий язык — лучше всякого лекарства, и раны залечивает превосходно.
Но зайчонок после этого случая жить на дворе у дяди Серёжи больше не захотел.
Ночью пролез сквозь забор — и в лес.
Да вот трёх дней не прошло,
Джим наш его в лесу поймал.
Сынишка рассказ мой выслушал и губы надул, чуть не плачет.
— Ну, вот, — говорит. — Ты его, значит, дяде Серёже несёшь.
А я думал, он у нас поживёт…
— Что ж, — говорю. — Сегодня-то уж, конечно, у нас переночует, а завтра сходим к дяде Серёже, попросим.
Если ему не надо, может, и уступит нам.
Мы пришли домой, и я выпустил зайчонка на пол.
Он сразу в угол под лавку — и спрятался там.
Сынишка налил ему блюдечко молока, зовёт его:
— Лупленый Бочок,
Лупленый Бочок, иди молочко пить.
Сладкое!
Зайчонок не выходит.
Сынишка полез за ним под лавку, схватил его за шиворот, вытащил.
Зайчонок верещит, задними лапами дрыгает.
— Глупенький, мы же люди, — объясняет ему сынишка, — мы тебя не обидим.
А зайчонок изловчился — и цоп его зубами за палец!
Так куснул, что даже кровь пошла.
Сынишка вскрикнул, выпустил его.
Зайчонок опять под лавку.
Тут наш котёнок — у нас ещё котёнок тогда был, ростом поменьше зайчонка — подбежал к блюдечку и начал лакать из него молоко.
Лупленый Бочок как выскочит, как кинется на него, как куснёт!
Котёнок птицей от него на печку взвился!
Сынишка сквозь слёзы улыбается:
— Вот так заяц!
Мы поужинали, и Джим первый улёгся спать на своё место — у него свой матрасик в углу.
Джим очень устал — ведь целый день по лесу бегал, дичь искал старичок.
Смотрим,
Лупленый Бочок к нему ковыляет.
Сел на задние лапы, а передними вдруг как забарабанит по Джиму!
Джим вскочил и, ворча и оборачиваясь, ушёл под лавку: не драться же с маленьким, — да всё-таки обидно свою постель такому уступать!..
А Лупленый Бочок преспокойно себе улёгся на его матрасике.
Переспали мы ночь.
Утром встаём, — Джим так и спит под лавкой на голом полу, а котёнок всё на печке сидит, слезать боится.
Я сынишку спрашиваю:
— Ну, что ж, пойдём к дяде Серёже зайчонка себе просить?
Сынишка посмотрел на котёнка, на Джима, на свой завязанный
палец и говорит:
— Знаешь, что?
Пойдём лучше отнесём зайчонка дяде Серёже насовсем.
Так мы и сделали.
Ну как, в самом деле, такого скандалиста дома держать!
Со всеми дерётся.
Уж на что добряк Джим — и с ним не ужился.
Отнесли мы зайчонка дяде Серёже, а он говорит:
— Мне тоже такого не надо.
Тащите его, откуда взяли.
Пришлось в лес нести.
Там выпустили.
Зайчонок прыг-прыг — и в кусты.
Даже «до свиданья» не сказал.
Вот какие зайцы бывают.
