Она сидела молча и курила,
Смотря, как угасает тихий день,
И не было тогда иного мира,
Чем мир безумств безликих и потерь.
Её глаза — глубокие, как небо, —
Смотрели безразлично на закат.
Я никогда так очарован не был
И понял, что пойду за ней сквозь ад.
А в ад она спускалась — это видно
По взгляду обречённому в глазах,
По жестам исступлённым; очевидно —
Во всём читались ненависть и страх.
Она вздохнула горько, выпуская
Противный никотиновый дымок.
Открыл бы для неё ворота Рая…
О Боже, только если бы я мог!
Среди толпы, бегущей на зелёный
По улице безумной в никуда,
Она одна казалась обреченной,
Как туч среди горящая звезда.
Смотрел я на неё, наверно, вечность,
Пока она сидела у воды,
И знал: сейчас она уйдёт, конечно,
А ветер унесёт её следы.
А я б тогда и не пошёл за нею,
Не знал тогда бы, где её искать.
Она была бы призраком и тенью,
Её бы страшно было забывать…
Она смотрела вдаль, и лёгкий ветер
Касался тонких прядей на плечах.
Она смотрела, как сгорает вечер.
Она тогда сама сгорала в прах.
Я мог остановить её сгоранье
И после никогда не отпускать.
Всего одно легчайшее касанье —
Она б смогла тогда меня понять…
Нас разделили годы чьих-то судеб,
Туман осенний над стеклом воды,
То, что случалось уж, и то, что будет,
Холодный свет упавшей вдруг звезды…
Среди людей, средь пыли, средь пустого
Она была как вспышка или взрыв.
И нету света для меня иного,
Чем мой необоснованный порыв
Её спасти. Но от чего? Не знаю.
Она бы не сказала никогда.
Я видел, как она безмолвно тает —
Так летом испаряется вода.
Меня влекла неведомая сила,
Страшнейшая из всех страшнейших сил.
Я твёрдо знал: она б меня любила.
А я… А я уже её любил.
