Он стоял в центре комнаты, в старой башне,
ограждаемый рук своих перекрестьем.
За глаза про него говорили: "падший",
он служил музыкантом в большом оркестре.
Было жарко, накурено – просто душно.
Было можно молчать, если стиснуть зубы.
Он всё твёрдо решил, он стоял и слушал
как на воле рассветно кричали трубы.
Какофония утра, игра без правил,
мир в эфир выдавал все оттенки фальши.
Был бы нужен он там – он бы всё исправил,
он умел, он не раз это делал раньше.
Мир был тесным, убогим, смешным и мелким
до желудочной боли, до белой рвоты.
На вселенских часах привыкали стрелки
без него наворачивать обороты.
Было просто - талант растворить в бокале,
выпить залпом, забыться и подытожить.
Там, за дверью железной, его не ждали,
там не любят уверенно непохожих.
Он взглянул на восход. Побледнели звёзды
и распались, осыпавшись нотной крошкой.
И тогда он шепнул: сомневаться поздно,
и условности снял. И шагнул в окошко.
И врезались секунды в лицо, как бритвы,
и считали друг друга с ухмылкой лисьей.
Был неистов полёт его – и пропитан
ядовитыми взглядами закулисья.
Он дышал через рот, чувствам было тесно,
лил отчаянно пот, и кривило тело,
и горела спина, из которой лезли
два огромных крыла, почему-то белых.
.
Задрожала знакомая партитура,
и в оркестре затихли от вспышки света.
Он успел к окончанию увертюры.
Впереди было главное. Жизнь. Победа.
