Седой старичок у дверей ресторана
Наигрывал Гайдна на старенькой скрипке.
Бедняга то ныла, то кашляла бранно
В руках старика, вызывая улыбки
На лицах прохожих и кошек соседских,
Что жили на местной помойке отвратной...
Они не любили ни классиков венских,
Ни даже Бетховена, что и понятно:
Дрожащей рукою пиная смычок,
Изгадить успел всех давно старичок.
А в доме напротив, что возле фонтана,
В мансарде, в квартирке холодной и тесной
Жила одинокая старая дама,
Что кошек кормила с помойки окрестной.
Она, выходя из облезлой парадной, -
В двенадцать часов пополудни обычно -
Несла, напевая в манере эстрадной,
Кулёчек с костями из местной шашлычной,
В которой она мыла пол каждый день.
А также кастрюли, тарелки и всякую хрень.
Скрипач не долюбливал старую леди,
Считая её просто вздорною дурой:
Она как-то раз в мимолётной беседе
Сказала ему, что такую халтуру
Ей слушать уже не хватает терпенья,
Что бедную скрипку насиловать гадко
И низко и лишь вызывает презренье,
Что он негодяй, а она демократка...
Влюбилась дурёха, - решил старичок
И высморкал нос в грязный воротничок.
Шли дни, пролетело короткое лето.
Унылая осень прошла торопливо.
И поступью грузной тяжёлоатлета
Явилась зима. Не спеша, молчаливо
Укутала снегом рябины и клёны,
Засыпала крыши, помойки, проспекты...
Стерильно, задумчиво, строго, шаблонно.
Зиме наплевать на дрянные эффекты,
Она вам не фифа-пустышка весна,
Она никому ничего не должна.
Старик не сдавался. Укутавшись в тряпки,
Он каждое утро, на призрак похожий,
Стоял на посту и с упорством маньяка
Пугал пробегающих мимо прохожих
Несчастным ИванСебастьянычемБахом.
Мороз всё крепчал: начиная гастроли
С присущим одной лишь ей царским размахом,
Зима водворялась на снежном престоле.
И вот как-то утром - седьмого числа -
Природа проснуться уже не смогла.
А в скверике - в том, что был возле фонтана
Напротив парадной той дамы сварливой -
На старой скамейке под толстым каштаном,
Уснул старичок. И метель торопливо
Засыпала снегом останки в обносках,
Усталую скрипку, смычок и котомку...
Наутро его забрала труповозка
И в морг отвезла, для бродяг, в божедомку.
А дама, напившись от горя в дугу,
Рыдала в компании кошек в снегу.