И.

И хором твердили: не связывайся, не трожь. Он странный, Учитель. Он холоден. Не похож. Пусть катится в Кариот свой, забудет обратный путь. Да, папа – он мне не верил. Но именно в этом суть.
И хором скулили: мы верные псы, а этот – отдаст за грош. Да, папа, он отвратителен, но именно тем хорош. Мы стояли тогда у Виффагии, я велел им добыть мне скот. Все рванули к воротам. Он – замер.
– Иуда Искариот!
И хором галдели: Иуда, не стыдно? Вернулся мессия, наш Бог, пророк, приведи двух ослов, расскажи народу, пусть бросают одежды, срывают дрок!
Он стоял и смотрел своим острым глазом.
Говорили потом, что в глазах – наждак.
И ответил, когда все ушли,
не сразу:
- Учитель, вернуться без шоу – никак?
И хором шептали, не знали, злились, - он вызвал массовый интерес. Да, папа, он темный, тяжёлый, страшный - не все мы созданы для небес. Я ему показал как-то старый фокус – кувшин воды превратил в вино. Он сказал нерешительно, щурясь, морщась:
- Законы физики. Всё равно.
Да, папа.
Папа, в нём было что-то, чего боялся я и молчал. Основа жанра: любому Богу – найти хорошего палача. Как стать героем, когда всё ровно, когда все преданы, как щенки? И он был лучшим из всех подобных. Из всех, кто делает вопреки.
Я висел там, папа, и долго думал: какой театр - толпа, кресты. И всё для того, чтобы кто-то спутал, запечатлев это на листы. И пишут: продал, предатель, изверг, пытать, повесить, рубить мечом.
Кто без Иуды я, папа?
Папа,
и вся история –
ни о чём.