В каком-то городе, который комом в горле мешает дышать,
С запылившимся нимбом самый честный ханжа,
Укрывая под подолом свои грехи, говорит, что жить как я не нужно.
От приторного мычания его тяжелеют мои уши...
Я уже десятый день на этой неприветливой суше,
Где все врачи как один мне твердят: — В море нельзя, ты простужен
И, к тому же, скоро совсем ударит кулаком метели зима.
Холода, холода, серебряные колючие холода...
Где-то там, из-за блюда небес, зовёт меня—повесу, моя далёкая путеводная звезда,
Что освещает мне путь не только тихой ночью, а всегда,
Несмотря на то, что рядом с ней я выгляжу чуждо.
От этого хочется верить в самую настоящую дружбу...
Грубо ночью бужу себя, жжёт лёгкие, под щекою алая густая лужа,
А кашель пушкой выстреливает ядра часов жизни наружу,
Пока, режим нарушив, выползаю на берег, лицо подставляя ветрам.
Снова чуть ли не опоздал...
Кружится скрипучий штурвал — моя залитая микстурами голова,
Да всё тот же неотстающий ни на шаг гадкий ханжа
Мерзко жужжа поедает остатки нервной ткани, так как я снова что-то нарушил.
Этот город так и душит...
Тяготит мысль, что уплыву отсюда только как отступит стужа,
Остаток дней до весны шляясь больной и никому ненужный,
Смотря усталыми глазами в непристойно спокойный океан.
Ну, что ж уж тут, если жизнь такова...
