Предбанник.

С благодарностью Т.Р. , которая не смотря ни на что верит в меня, как в писателя.

А по вечерам, когда горячее августовское солнце медленно закатывалось за холм, мы с Домовым любили посидеть в предбаннике. Выложив из холщовой сумки на старенький табурет нехитрую снедь: рыбные консервы, купленные в местном сельмаге, буханку поджарого ржаного хлеба и поставив бутылку портвейна ”Алушта”, я неспешно закуривал дешёвую папиросу, предлагая из пачки Домовому и зная, что он, как всегда откажется. У Домового была своя небольшая курительная трубка, куда он вместо табака забивал смесь из мха, лишайника и каких-то ведомых только ему сушёных трав.

Через открытую дверь было видно, как набежавший с поля ветерок ласково треплет ветки груш и яблонь, летящих низко над землёй ласточек и вылезшего из своей норы слепого любопытного крота. ” Ну что, Викентий, а не испить ли нам влаги животворной из драгоценных кубков ?”- подмигнув, обращался я к Домовому. Я называл его Викентием, так как сказанное мне его настоящее имя на непонятном древнем языке было труднопроизносимо да и общались мы телепатически, а словами говорил я с ним скорее по привычке.

Разлив янтарную бормотуху в большие оловянные кружки, мы оба с наслаждением выпивали содержимое, занюхав листьями берёзового веника. ” Расскажи, брат, про тропу Велеса” - упрашивал я Домового. Викентий, задымив черешневой трубочкой передавал мне в сознание образы языческих волхвов, лесных капищ с каменными алтарями, ещё немного и вот я уже в теле косули мчался по опушке от преследующего меня волка, полз веретеницей по мокрым листьям, зорькой пустельгой высматривал добычу в высокой траве. Видение обрывалось так же быстро, как и начиналось.

Чтобы прийти в себя, я выходил из бани к растущему у межи малиннику и долго смотрел на вечернее небо. Сгущались сумерки, я уходил, а Домовой ещё долго сидел и о чём-то думал, сквозь просвет в двери на землю падал тусклый жёлтый свет от керосиновой лампы и только множество ночных мотыльков, как будто чьи-то заплутавшие души, упрямо летели на свет, но ударившись о нагретое стекло судорожно падали на пол да так уже и не вставали.