(Очень маленькая поэма.)
Я давно хотел тебе рассказать
о тридцатилетнем парне окольцованном Сибирью
в порывах — и поры и пепел
эта страна замешана на двоичных мерцающих числах
этот лабиринт устроен в сусальной осенней выдумке
это могущество растет цепочкой ноотропных сетей
в поиске утраченных мамонтов —
год созидания в кружеве перфоленты
мы приплывали с ним туда
как гугеноты в Рим на деревянном паровозе
встречая серьезных стеклянных девушек
со змеями волос с ряской глаз с коленками
этот мой оловянный приятель
зачем-то писал и писал на билетике то самое имя —
один раз, другой, третий —
как прекрасный дурак с исключительным взглядом
в своем ниспосланном духами бубенцов письме
я вспоминаю окно
в которое нужно было высунувшись курить
воодушевившись до тошноты всем Серебряным веком —
горьким кофе сигаретами и чифирем —
чтобы утром сдать нерифмованный текст
и сказать exegi monumentum от меня ничего не зависит
леди . мой свои нежные руки
я теперь всегда вспоминаю окно
которое через 15 лет и 7 месяцев стало таким
что я до сих пор не могу войти в эту комнату — дважды
липкий запах чая впитал все миры крючкотворства
все хитрые вещи которые мы скурили под Russian Dance
притопывая босыми ногами на костях мыльной оперы
где-то за сценой ритуально заснеженной площади идолов
воображая себя . африканами
сиренами сумерек с бродячих островов
все что есть живого родного — голым на стол мечи
пусть выпадет малахитовой обрезью чужеземная двойка
пусть остановкой для нас станет старая Башня
пусть янтарь — один раз
снег и камень
этот мир придуман стоящим на четырех собачьих лапах
в переплетениях венчального лавра — на путях перевода
за два пятака на тот берег в уютной долбленке
и для кого-то память — как финский нож
она на автореверсе воспроизводит
мордобой двух теней двух ковбоев
бьющихся в каменном створе открытых ворот
на поминках той чье имя нельзя говорить
без сломанных пальцев
ох Ваня Ваня...
я растворю материнский брусничный сок
в слезах вчерашнего гренадера Алеши
из леса явившегося кровосмесительной связью девочке Маше
чтобы выписать на шершавой кальке своим красным бисером
на просвет . в сполохах искр по краям кремня памяти
на ее голых стелах выше всех непокорных голов
те же кофейные пятна — водяным знаком ее качества
как водится тяжелыми вилами
—
ночью все кошки спасаются морфием
превращаясь в мраморный символ Египта
с тенью пальмовой ветви на стенах поющих пещер —
каким медным зеркалом
ты отражаешь свет вглубь гробниц звероящеров?
.
мне тепло
милый дедушка —
я родился в крещенской луже.
15—20 ноября 2018 г.
