Топай на пруды. Не спится сутками —
отоспись с открытыми глазами:
эти конькобежцы станут утками
по весне и даже лебедями.
Эти дети! Утренние отроки,
розовеющие непорочно.
Вот и мы на воле, сучьи потрохи,
выросли условно и досрочно.
Эта воля пахнет уголовщиной,
коноплей, растленьем малолеток.
Помечтали? Стали новой общиной?
Въехали в театр марионеток.
Ухаться с небес, ломая лопасти,
хлопаться на льду — лежи и пухни,
вляпаться в историю и влопаться
в нимфу с тесаком на общей кухне.
Но, покуда носятся по ломаным
линиям веселые ребята,
не скрипи, старик, ребром поломанным —
не смеши крыловского примата.
В деревах, над птицами опавшими,
хорошо слышна музывка эта
пробегающей над Патриаршими
первой скрипке некого квартета.
Блеском от ладош ее надраенных
звук идет, не стоящий ни цента, —
отдается где-то на окраинах
голос исторического центра.
Баю-баю, милый, топай баиньки.
На халяву стопку опрокинуть,
в омут кануть, кокнуться на «Боинге»
или на катке коньки откинуть.
2001
