Приходишь домой – взъерошенный, легкий,
Свободный до одури. Только через порог – а тебе:
«Руки мой и за стол, не то ужин остынет».
И ты – на дыбы: «Что я, по-твоему, маленький?!»
Вслух, недовольно: «Мама, я не голодный».
И в свою комнату.
Дверь закрываешь, ворчишь:
«Как с малолеткой. Сплошные инструкции,
Сколько же можно…» – «Конечно-конечно, –
Доносится с кухни. – Захочешь – согрей себе,
Там, в холодильнике…
Ну, сам увидишь».
Приходишь домой – потерянный, хмурый,
Сердитый и злой, а тебе: «Что-то случилось?
Ты расскажи, может, я посоветую что.
Нет? Ну, как знаешь. Я, если что, тут буду, рядом.
Ты, если что… Ну, ладно».
Злишься: «Чего ты лезешь…
Что бы ты понимала…
Что ты знаешь о жизни?!
Что вот ты мне «посоветуешь»?
Сама-то хоть капельку счастлива?
В чужом-то глазу… Ну, мама…»
...Приходит домой – нахальный и юный,
Смешной и беспечный.
Говоришь с ним спокойно и тихо,
А тебе всё равно с порога: «Нет, ты опять?..
Вот что я, по-твоему, маленький?!»
Злится: «Чего вот ты лезешь…
Что бы вы понимали…»
А ты говоришь ему: «Ладно.
Я, если что…»
Вспоминаешь:
Молодая, как девочка, мама
Гладила по головке – тебя, пацаненка…
Лет так, наверное, тридцать назад…
Позже-то ты уже думал:
«Щенячьи нежности! Стыдно!»
Уворачивался и фыркал,
И она опускала руку,
Улыбалась – так беззащитно –
И шептала: «Когда же ты вырос,
Мой мальчик? Совсем уже взрослый…»
Ох, мама…
