Надоедливой мошкой маячит в стакане осень,
Заставляет трепаться память о сонном прошлом.
И прядями вьется морозная тонкая проседь
По горбатому, блёклому, мшистому Без-Дорожью.
Листья свернулись беззубыми старыми ртами –
Ни шелест, ни слово... Молчанье на пальцах ветвей.
А грусть рассекает сердце отчаянно рвами,
Похищенных табором времени, прежних дней.
Дождей перестрелка убила последнее солнце:
Летят рикошетом брызги в дома и лужи…
И если в груди что-то теʹплится, даже бьется –
В землю врастает глыба. И холод снаружи.
Лестница в мир прогнила. Я останусь в чулане
Тлеть, пока пепел не схватит сырой сквозняк.
Камушки в трубах настырно ответ чеканят:
«Тебе не помогут вино и французский коньяк».
Расцветает бессонница пятнами слиʹвово-синими,
Вьет шелкопряд поʹлог ночей к изголовью.
Истекают герои в романах слезами, чернилами –
В стихах же слезами и сочно-багровой кровью.