Где-то в Америке
забыли выключить радиолу,
и всю ночь кричал джаз
на одном со мной береге.
Я отчаянно хотел спать,
но не сомкнул глаз
в своей твёрдой постели.
Джаз исчернил криками ночь,
растравив горькой памятью сердце:
как они пели! О, как они пели!
Растерзав в клочья
мою бессонную плоть,
звук выливался в чёрную воду.
Я припомнил и встречу,
и электрический свет
и ту кошмарную сырую погоду,
по которой бездомно маялись,
силясь собрать разговор,
и твой каждый ответ
срывал с губ
ветер-вор.
Острее выдавая на откуп тело,
неуютно куталась в тонкий плащ,
в стыке рукава и перчатки
кожа звонко белела.
Я хотел увезти тебя за границу
или хотя бы в гостиницу,
мял банкноты в кармане,
но мог сказать по лицу:
даже Ницца со мной
не была в твоём плане.
Я острил и скалился,
делая пассы руками –
ты улыбалась умильно.
Царствовала пятница,
я топтал свои пятки –
ты казалась всесильной;
порывалась проститься не раз,
я не понимал, не давал,
ловил твои руки.
А потом кромешный, приводящий к забвению джаз
из подвала под лестницей –
нырнула в звук гулкий.
Твоё платье сливалось с дымом,
я тебе говорил о любви,
ты ничего не говорила
ты ничего не говорила
ты ничего не говорила,
пила неразбавленный джин.
Не помню, как именно
добрался домой,
шуршала без музыки
пластинка винила.
Я был не один.
Но мы не были вместе...
Как они пели! О, как они пели!
Я бессонно дремал,
джаз примолк на рассвете
на одном со мной береге.
И было слишком мало
знать, что ты есть без меня
где-то в Америке.
г.
