В начале лета бывают самые долгие дни.
Часов двенадцать солнце не сходит с неба, и вечерняя заря еще не успевает погаснуть на западе, как на востоке показывается уже беловатая полоска – признак приближающегося утра.
И чем ближе к северу, тем дни летом длиннее и ночи короче.
Высоко-высоко подымается солнышко летом, не то что зимой; еще немного повыше, и оно стало бы прямо над головой.
Почти отвесные лучи его сильно греют, а к полудню даже и жгут немилосердно.
Вот подходит полдень; солнце взобралось высоко на прозрачный голубой свод неба.
Только кое-где, как легкие серебряные черточки, видны перистые облачка – предвестники постоянной хорошей погоды, или вёдра, как говорят крестьяне.
Выше уже солнце идти не может и с этой точки станет спускаться к западу.
Точка, откуда солнце начинает уже склоняться, называется полднем.
Станьте лицом к полудню, и та сторона, куда вы смотрите, будет юг, налево, откуда поднялось солнце, – восток, направо, куда оно клонится, – запад, а позади вас – север, где солнце никогда не бывает.
В полдень не только на самое солнце невозможно взглянуть без сильной, жгучей боли в глазах, но трудно даже смотреть на блестящее небо и землю, на все, что освещено солнцем.
И небо, и поля, и воздух залиты горячим, ярким светом, и глаз невольно ищет зелени и прохлады.
Уж слишком тепло!
Над отдыхающими полями (теми, на которых ничего не посеяно в этом году) струится легкий пар.
Это теплый воздух, наполненный испарениями: струясь, как вода, подымается он от сильно нагретой земли.
Вот почему наши умные крестьяне и говорят о таких полях, что они отдыхают под паром.
На дереве не шелохнется, и листья, будто утомленные жаром, повисли.
Птицы попрятались в лесной глуши; домашний скот перестает пастись и ищет прохлады; человек, облитый потом и чувствуя сильное изнеможение, оставляет работу: все ждет, когда спадет жар.
Но для хлеба, для сена, для деревьев необходимы эти жары.
Однако ж долгая засуха вредна для растений, которые любят тепло, но любят и влагу; тяжела она и для людей.
Вот почему люди радуются, когда набегут грозовые тучи, грянет гром, засверкает молния и освежительный дождь напоит жаждущую землю.
Только бы дождь не был с градом, что иногда случается среди самого жаркого лета: град губителен для поспевающих хлебов и лоском кладет иное поле.
Крестьяне усердно молят Бога, чтобы града не было.
Все, что начала весна, доканчивает лето.
Листья вырастают во всю свою величину, и, недавно еще прозрачная, роща делается непроглядным жилищем тысячи птиц.
На заливных лугах густая, высокая трава волнуется, как море.
В ней шевелится и жужжит целый мир насекомых.
Деревья в садах отцвели.
Ярко-красная вишня и темно-малиновая слива уже мелькают между зеленью; яблоки и груши еще зелены и таятся между листьями, но в тиши зреют и наливаются.
Одна липа еще в цвету и благоухает.
В ее густой листве, между ее чуть белеющими, но душистыми цветочками, слышен стройный, невидимый хор.
Это работают с песнями тысячи веселых пчелок на медовых, благоухающих цветочках липы.
Подойдите ближе к поющему дереву: даже пахнет от него медом!
Ранние цветы уже отцвели и заготовляют семена, другие еще в полном цвету.
Рожь поднялась, заколосилась и уже начинает желтеть, волнуясь, как море, под напором легкого ветра.
Гречиха в цвету, и нивы, засеянные ею, будто покрыты белой пеленой с розоватым оттенком; с них несется тот же приятный медовый запах, которым приманивает пчел цветущая липа.
А сколько ягод, грибов!
Словно красный коралл, рдеет в траве сочная земляника; на кустах развесились прозрачные сережки смородины… Но возможно ли перечислить все, что появляется летом?
Одно зреет за другим, одно догоняет другое.
И птице, и зверю, и насекомому летом раздолье!
Вот уже и молоденькие птички пищат в гнездах.
Но пока еще у них подрастут крылья, заботливые родители с веселым криком снуют в воздухе, отыскивая корм для своих птенцов.
Малютки давно уже высовывают из гнезда свои тоненькие, еще худо оперившиеся шейки и, раскрыв носики, ждут подачки.
И корму довольно для птиц: та подымает оброненное колосом зерно, другая и сама потреплет зреющую ветку конопли или почнет сочную вишню; третья гонится за мошками, а они кучами толкутся в воздухе.
Зоркий ястреб, широко распустив свои длинные крылья, реет высоко в воздухе, зорко высматривая цыпленка или другую какую-нибудь молоденькую, неопытную птичку, отбившуюся от матери, – завидит и, как стрела, пустится он на бедняжку: не миновать ей жадных когтей хищной, плотоядной птицы.
Старые гуси, гордо вытянув свои длинные шеи, громко гогочут и ведут на воду своих маленьких деток, пушистых, как весенние барашки на вербах, и желтых, как яичный желток.
Мохнатая, разноцветная гусеница волнуется на своих многочисленных ножках и гложет листья и плоды.
Пестрых бабочек порхает уже много.
Золотистая пчелка без устали работает на липе, на гречихе, на душистом, сладком клевере, на множестве разнообразных цветов, доставая всюду то, что ей нужно для изготовления ее хитрых, душистых сотов.
Неумолкающий гул стоит в пасеках (пчельниках).
Скоро пчелкам станет тесно в ульях, и они начнут роиться: разделяться на новые трудолюбивые царства, из которых одно останется дома, а другое полетит искать нового жилья где-нибудь в дуплистом дереве.
Но пасечник перехватит рой на дороге и посадит его в давно приготовленный для него новенький улей.
Муравей уже много настроил новых подземных галерей; запасливая хозяйка белка уже начинает таскать в свое дупло поспевающие орехи.
Всем приволье, всем раздолье!
Много, много летом работы крестьянину!
Вот он вспахал озимые поля
Озимые поля – поля, засеваемые осенью; зерна зимуют под снегом.] и приготовил к осени мягкую колыбельку хлебному зерну.
Еще не успел он кончить пахоты, как уже настает пора косить.
Косари, в белых рубахах, с блестящими и звенящими косами в руках, выходят на луга и дружно подкашивают под корень высокую, уже осеменившуюся траву.
Острые косы блестят на солнце и звенят под ударами набитой песком лопатки.
Женщины также дружно работают граблями и сваливают уже подсохшее сено в копны.
Приятный звон кос и дружные, звонкие песни несутся повсюду с лугов.
Вот уже строятся и высокие круглые стога.
Мальчики валяются в сене и, толкая друг друга, заливаются звонким смехом; а мохнатая лошаденка, вся засыпанная сеном, едва волочит на веревке тяжелую копну.
Не успел отойти сенокос – начинается жатва.
Рожь, кормилица русского человека, поспела.
Отяжелевший от множества зерен и пожелтевший колос сильно понагнулся к земле; если еще его оставить на поле, то зерно станет сыпаться, и пропадет без пользы Божий дар.
Бросают косы, принимаются за серпы.
Весело смотреть, как, рассыпавшись по ниве и нагнувшись к самой земле, стройные ряды жнецов валят под корень рожь высокую, кладут ее в красивые, тяжелые снопы.
Пройдет недели две такой работы, и на ниве, где еще недавно волновалась высокая рожь, будет повсюду торчать срезанная солома.
Зато на сжатой полосе рядами станут высокие, золотистые копны хлеба.
Не успели убрать ржи, как пришла уже пора приниматься за золотистую пшеницу, за ячмень, за овес; а там, смотришь, уже покраснела гречиха и просит косы.
Пора дергать лен: он совсем ложится.
Вот и конопля готова; воробьи стаями хлопочут над ней, доставая маслянистое зерно.
Пора копать и картофель, и яблоки давно уже валятся в высокую траву.
Все спеет, все зреет, все надобно убрать вовремя; даже и длинного летнего дня не хватает!
Поздно вечером возвращаются люди с работы.
Они устали; но их веселые, звонкие песни раздаются громко по вечерней заре.
Утром вместе с солнышком крестьяне опять примутся за работу; а солнышко летом встает куда как рано!
Отчего же так весел крестьянин летом, когда работы у него так много?
И работа не легкая.
Нужна большая привычка, чтобы промахать целый день тяжелой косой, срезывая каждый раз добрую охапку травы, да и с привычкой много еще нужно прилежания и терпения.
Нелегко и жать под палящими лучами солнца, нагнувшись до самой земли, обливаясь потом, задыхаясь от жары и усталости.
Посмотрите на бедную крестьянку, как она своей грязной, но честной рукой отирает крупные капли пота с разгоревшегося лица.
Ей даже некогда покормить своего ребенка, хотя он тут же на поле барахтается в своей люльке, висящей на трех кольях, воткнутых в землю.
Маленькая сестра крикуна сама еще ребенок и недавно начала ходить, но и та не без дела: в грязной, изорванной рубашонке сидит она на корточках у люльки и старается закачать своего расходившегося братишку.
Но почему же весел крестьянин летом, когда работы у него так много и работа его так трудна?
О, на это есть много причин!
Во-первых, крестьянин работы не боится: он вырос в трудах.
Во-вторых, он знает, что летняя работа кормит его целый год и что надо пользоваться вёдром, когда Бог дает его; а не то – можно остаться без хлеба.
В-третьих, крестьянин чувствует, что его трудами кормится не одна его семья, а весь мир: и я, и вы, и все разодетые господа, хотя иные из них и с презреньем посматривают на крестьянина.
Он, копаясь в земле, кормит всех своею тихой, не блестящей работою, как корни дерева кормят гордые вершины, одетые зелеными листьями.
Много прилежания и терпения нужно для крестьянских работ, но немало также требуется знаний и опыта.
Попробуйте жать, и вы увидите, что на это надобно много уменья.
Если же кто без привычки возьмет косу, то не много с нею наработает.
Сметать хороший стог сена – тоже дело не легкое; пахать надо умеючи, а чтобы хорошо посеять – ровно, не гуще и не реже того, чем следует, – то даже не всякий крестьянин за это возьмется.
Кроме того, нужно знать, когда и что делать, как сладить соху и борону
Соха, борона – старинные земледельческие орудия.
Соха – для вспашки, борона – для разбивки комьев после вспашки.], как из конопли, например, сделать пеньку, из пеньки нитки, а из ниток соткать холст… О, много, очень много знает и умеет делать крестьянин, и его никак нельзя назвать невеждой, хотя бы он и читать не умел!
Выучиться читать и выучиться многим наукам гораздо легче, чем выучиться всему, что должен знать хороший и опытный крестьянин.
Сладко засыпает крестьянин после тяжких трудов, чувствуя, что он выполнил свой святой долг.
Да и умирать ему нетрудно: обработанная им нива и еще засеянное им поле остаются его детям, которых он вспоил, вскормил, приучил к труду и вместо себя поставил работниками перед людьми.
