Стояла в лесу этакая славненькая елочка; место у нее было хорошее: и солнышко ее пригревало, и воздуха было вдосталь, а вокруг росли товарищи постарше, ель да сосна.
Только не терпелось елочке самой стать взрослой: не думала она ни о теплом солнышке, ни о свежем воздухе; не замечала и говорливых деревенских детишек, когда они приходили в лес собирать землянику или малину.
Наберут полную кружку, а то нанижут ягоды на соломины, подсядут к елочке и скажут:
- Какая славная елочка!
А ей хоть бы и вовсе не слушать таких речей.
Через год подросла елочка на один побег, через год вытянулась еще немножко; так, по числу побегов, всегда можно узнать, сколько лет росла елка.
- Ах, быть бы мне такой же большой, как другие! - вздыхала елка. - Уж как бы широко раскинулась я ветвями да выглянула макушкой на вольный свет!
Птицы вили бы гнезда у меня в ветвях, а как подует ветер, я кивала бы с достоинством, не хуже других!
И не были ей в радость ни солнце, ни птицы, ни алые облака, утром и вечером проплывавшие над нею.
Когда стояла зима и снег лежал вокруг искрящейся белой пеленой, частенько являлся вприпрыжку заяц и перескакивал прямо через елочку - такая обида!
Но прошло две зимы, и на третью елка так подросла, что зайцу уже приходилось обегать ее кругом.
Ах!
Вырасти, вырасти, стать большой и старой - лучше этого нет ничего на свете!" - думала елка.
По осени в лес приходили дровосеки и валили сколько-то самых больших деревьев.
Так случалось каждый год, и елка, теперь уже совсем взрослая, всякий раз трепетала, - с таким стоном и звоном падали наземь большие прекрасные деревья.
С них срубали ветви, и они были такие голые, длинные, узкие - просто не узнать.
Но потом их укладывали на повозки, и лошади увозили их прочь из лесу.
Куда?
Что их ждало?
Весной, когда прилетели ласточки и аисты, елка спросила у них:
- Вы не знаете, куда их увезли?
Они вам не попадались?
Ласточки не знали, но аист призадумался, кивнул головой и сказал:
- Пожалуй, что знаю.
Когда я летел из Египта, мне встретилось много новых кораблей с великолепными мачтами.
По-моему, это они и были, от них пахло елью.
Я с ними много раз здоровался, и голову они держали высоко, очень высоко.
- Ах, если б и я была взрослой и могла поплыть через море!
А какое оно из себя, это море?
На что оно похоже?
- Ну, это долго рассказывать, - ответил аист и улетел.
- Радуйся своей молодости! - говорили солнечные лучи. - Радуйся своему здоровому росту, юной жизни, которая играет в тебе!
И ветер ласкал елку, и роса проливала над ней слезы, но она этого не понимала.
Как подходило рождество, рубили в лесу совсем юные елки, иные из них были даже моложе и ниже ростом, чем наша, которая не знала покоя и все рвалась из лесу.
Эти деревца, а они, кстати сказать, были самые красивые, всегда сохраняли свои ветки, их сразу укладывали на повозки, и лошади увозили их из лесу.
- Куда они? - спрашивала елка. - Они ведь не больше меня, а одна так и вовсе меньше.
Почему они сохранили все свои ветки?
Куда они едут?
- Мы знаем!
Мы знаем! - чирикали воробьи. - Мы бывали в городе и заглядывали в окна!
Мы знаем, куда они едут!
Их ждет такой блеск и слава, что и не придумаешь!
Мы заглядывали в окна, мы видели!
Их сажают посреди теплой комнаты и украшают замечательными вещами - золочеными яблоками, медовыми пряниками, игрушками и сотнями свечей!
- А потом? - спрашивала елка, трепеща ветвями. - А потом?
Потом что?
- Больше мы ничего не видали!
Это было бесподобно!
- А может, и мне суждено пойти этим сияющим путем! - ликовала елка. - Это еще лучше, чем плавать по морю.
Ах, как я томлюсь!
Хоть бы поскорей опять рождество!
Теперь и я такая же большая и рослая, как те, которых увезли в прошлом году.
Ах, только бы мне попасть на повозку!
Только бы попасть в теплую комнату со всей этой славой и великолепием!
А потом?..
Ну, а потом будет что-то еще лучше, еще прекраснее, а то к чему же еще так наряжать меня?
Уж конечно, потом будет что-то еще более величественное, еще более великолепное!
Но что?
Ах, как я тоскую, как томлюсь!
Сама не знаю, что со мной делается!
- Радуйся мне! - говорили воздух и солнечный свет. - Радуйся своей юной свежести здесь, на приволье!
Но она ни капельки не радовалась; она росла и росла, зиму и лето стояла она зеленая; темно-зеленая стояла она, и все, кто ни видел ее, говорили:
Какая славная елка!" - и под рождество срубили ее первую.
Глубоко, в самое нутро ее вошел топор, елка со вздохом пала наземь, и было ей больно, было дурно, и не могла она думать ни о каком счастье, и тоска была разлучаться с родиной, с клочком земли, на котором она выросла: знала она, что никогда больше не видать ей своих милых старых товарищей, кустиков и цветов, росших вокруг, а может, даже и птиц.
Отъезд был совсем невеселым.
Очнулась она, лишь когда ее сгрузили во дворе вместе с остальными и чей-то голос сказал:
- Вот эта просто великолепна!
Только эту!
Пришли двое слуг при полном параде и внесли елку в большую красивую залу.
Повсюду на стенах висели портреты, на большой изразцовой печи стояли китайские вазы со львами на крышках; были тут кресла-качалки, шелковые диваны и большие столы, а на столах книжки с картинками и игрушки, на которые потратили, наверное, сто раз по сто риксдалеров, - во всяком случае, дети говорили так.
Елку поставили в большую бочку с песком, но никто бы и не подумал, что это бочка, потому что она была обернута зеленой материей, а стояла на большом пестром ковре.
Ах, как трепетала елка!
Что-то будет теперь?
Девушки и слуги стали наряжать ее.
На ветвях повисли маленькие сумочки, вырезанные из цветной бумаги, и каждая была наполнена сластями; золоченые яблоки и грецкие орехи словно сами выросли на елке, и больше ста маленьких свечей, красных, белых и голубых, воткнули ей в ветки, а на ветках среди зелени закачались куколки, совсем как живые человечки - елка еще ни разу не видела таких, - закачались среди зелени, а вверху, на самую макушку ей посадили усыпанную золотыми блестками звезду.
Это было великолепно, совершенно бесподобно...
- Сегодня вечером, - говорили все, - сегодня вечером она засияет!
Ах! - подумала елка. - Скорей бы вечер!
Скорей бы зажгли свечи!
И что же будет тогда?
Уж не придут ли из леса деревья посмотреть на меня?
Уж не слетятся ли воробьи к окнам?
Уж не приживусь ли я здесь, уж не буду ли стоять разубранная зиму и лето?"
Да, она изрядно во всем разбиралась и томилась до того, что у нее прямо-таки раззуделась кора, а для дерева это все равно что головная боль для нашего брата.
И вот зажгли свечи.
Какой блеск, какое великолепие!
Елка затрепетала всеми своими ветвями, так что одна из свечей пошла огнем по ее зеленой хвое; горячо было ужасно.
- Господи помилуй! - закричали девушки и бросились гасить огонь.
Теперь елка не смела даже и трепетать.
О, как страшно ей было!
Как боялась она потерять хоть что-нибудь из своего убранства, как была ошеломлена всем этим блеском...
И тут распахнулись створки дверей, и в зал гурьбой ворвались дети, и было так, будто они вот-вот свалят елку.
За ними степенно следовали взрослые.
Малыши замерли на месте, но лишь на мгновение, а потом пошло такое веселье, что только в ушах звенело.
Дети пустились в пляс вокруг елки и один за другим срывали с нее подарки.
Что они делают? - думала елка. - Что будет дальше?"
И выгорали свечи вплоть до самых ветвей, и когда они выгорели, их потушили, и дозволено было детям обобрать елку.
О, как они набросились на нее!
Только ветки затрещали.
Не будь она привязана макушкой с золотой звездой к потолку, ее бы опрокинули.
Дети кружились в хороводе со своими великолепными игрушками, а на елку никто и не глядел, только старая няня высматривала среди ветвей, не осталось ли где забытого яблока или финика.
- Сказку!
Сказку! - закричали дети и подтащили к елке маленького толстого человечка, и он уселся прямо под ней.
- Так мы будем совсем как в лесу, да и елке не мешает послушать, - сказал он, - только я расскажу всего одну сказку.
Какую хотите: про
Аведе или про
Думпе, который с лестницы свалился, а все ж таки в честь попал да принцессу за себя взял?
- Про
Аведе! - кричали одни.
- Про
Думпе! - кричали другие.
И был шум и гам, одна только елка молчала и думала:
А я-то что же, уж больше не с ними, ничего уж больше не сделаю?" Она свое отыграла, она, что ей было положено, сделала.
И толстый человечек рассказал про
Думпе, что с лестницы свалился, а всё ж таки в честь попал да принцессу за себя взял.
Дети захлопали в ладоши, закричали:
Еще, еще расскажи!", им хотелось послушать и про
Аведе, но пришлось остаться при
Думпе.
Совсем притихшая, задумчивая стояла елка, птицы в лесу ничего подобного не рассказывали.
Думпе с лестницы свалился, а все ж таки принцессу за себя взял!
Вот, вот, бывает же такое на свете!" - думала елка и верила, что все это правда, ведь рассказывал-то такой славный человек.
Вот, вот, почем знать?
Может, и я с лестницы свалюсь и выйду за принца".
И она радовалась, что назавтра ее опять украсят свечами и игрушками, золотом и фруктами.
Уж завтра-то я не буду так трястись! - думала она. - Завтра я вдосталь натешусь своим торжеством.
Опять услышу сказку про
Думпе, а может, и про
Аведе".
Так, тихая и задумчивая, простояла она всю ночь.
Поутру пришел слуга со служанкой.
Сейчас меня опять начнут наряжать!" - подумала елка.
Но ее волоком потащили из комнаты, потом вверх по лестнице, потом на чердак, а там сунули в темный угол, куда не проникал дневной свет.
Что бы это значило? - думала елка. - Что мне тут делать?
Что я могу тут услышать?" И она прислонилась к стене и так стояла и все думала, думала.
Времени у нее было достаточно.
Много дней и ночей миновало; на чердак никто не приходил.
А когда наконец кто-то пришел, то затем лишь, чтобы поставить в угол несколько больших ящиков.
Теперь елка стояла совсем запрятанная в угол, о ней как будто окончательно забыли.
На дворе зима! - подумала она. - Земля затвердела и покрылась снегом, люди не могут пересадить меня, стало быть, я, верно, простою тут под крышей до весны.
Как умно придумано!
Какие они все-таки добрые, люди!..
Вот если б только тут не было так темно, так страшно одиноко...
Хоть бы один зайчишка какой!
Славно все-таки было в лесу, когда вокруг снег, да еще заяц проскочит, пусть даже и перепрыгнет через тебя, хотя тогда-то я этого терпеть не могла.
Все-таки ужасно одиноко здесь наверху!"
- Пип! - сказала вдруг маленькая мышь и выскочила из норы, а за нею следом еще одна малышка.
Они обнюхали елку и стали шмыгать по ее ветвям.
- Тут жутко холодно! - сказали мыши. - А то бы просто благодать!
Правда, старая елка?
- Я вовсе не старая! - отвечала елка. - Есть много деревьев куда старше меня!
- Откуда ты? - спросили мыши. - И что ты знаешь? - Они были ужасно любопытные. - Расскажи нам про самое чудесное место на свете!
Ты была там?
Ты была когда-нибудь в кладовке, где на полках лежат сыры, а под потолком висят окорока, где можно плясать по сальным свечам, куда войдешь тощей, откуда выйдешь жирной?
- Не знаю я такого места, - сказала елка, - зато знаю лес, где солнце светит и птицы поют!
И рассказала елка все про свою юность, а мыши отродясь ничего такого не слыхали и, выслушав елку, сказали:
- Ах, как много ты видела!
Ах, как счастлива ты была!
- Счастлива? - переспросила елка и задумалась над своими словами. - Да, пожалуй, веселые были денечки!
И тут рассказала она про сочельник, про то, как ее разубрали пряниками и свечами.
- О! - сказали мыши. - Какая же ты была счастливая, старая елка!
- Я вовсе не старая! - сказала елка. - Я пришла из лесу только нынешней зимой!
Я в самой поре!
Я только что вошла в рост!
- Как славно ты рассказываешь! - сказали мыши и на следующую ночь привели с собой еще четырех послушать ее, и чем больше елка рассказывала, тем яснее припоминала все и думала:
А ведь и в самом деле веселые были денечки!
Но они вернутся, вернутся
Думпе с лестницы свалился, а всё ж таки принцессу за себя взял, так, может, и я за принца выйду!" И вспомнился елке этакий хорошенький молоденький дубок, что рос в лесу, и был он для елки настоящий прекрасный принц.
- А кто такой
Думпе? - спросили мыши.
И елка рассказала всю сказку, она запомнила ее слово в слово.
И мыши подпрыгивали от радости чуть ли не до самой ее верхушки.
На следующую ночь мышей пришло куда больше, а в воскресенье явились даже две крысы.
Но крысы сказали, что сказка вовсе не так уж хороша, и мыши очень огорчились, потому что теперь и им сказка стала меньше нравиться.
- Вы только одну эту историю и знаете? - спросили крысы.
- Только одну! - отвечала елка. - Я слышала ее в самый счастливый вечер всей моей жизни, но тогда я и не думала, как счастлива я была.
- Чрезвычайно убогая история!
А вы не знаете какой-нибудь еще - со шпиком, с сальными свечами?
Истории про кладовую?
- Нет, - отвечала елка.
- Так премного благодарны! - сказали крысы и убрались восвояси.
Мыши в конце концов тоже разбежались, и тут елка сказала, вздыхая: - А все ж хорошо было, когда они сидели вокруг, эти резвые мышки, и слушали, что я им рассказываю!
Теперь и этому конец.
Но уж теперь-то я не упущу случая порадоваться, как только меня снова вынесут на белый свет!
Но когда это случилось...
Да, это было утром, пришли люди и шумно завозились на чердаке.
Ящики передвинули, елку вытащили из угла; ее, правда, больнехонько шваркнули об пол, но слуга тут же поволок ее к лестнице, где брезжил дневной свет.
Ну вот, это начало новой жизни!" - подумала елка.
Она почувствовала свежий воздух, первый луч солнца, и вот уж она на дворе.
Все произошло так быстро; елка даже забыла оглядеть себя, столько было вокруг такого, на что стоило посмотреть.
Двор примыкал к саду, а в саду все цвело.
Через изгородь перевешивались свежие, душистые розы, стояли в цвету липы, летали ласточки.
Вить-вить!
Вернулась моя женушка!" - щебетали они, но говорилось это не про елку.
Уж теперь-то я заживу", - радовалась елка, расправляя ветви.
А ветви-то были все высохшие да пожелтевшие, и лежала она в углу двора в крапиве и сорняках.
Но на верхушке у нее все еще сидела звезда из золоченой бумаги и сверкала на солнце.
Во дворе весело играли дети - те самые, что в сочельник плясали вокруг елки и так радовались ей.
Самый младший подскочил к елке и сорвал звезду.
- Поглядите, что еще осталось на этой гадкой старой елке! - сказал он и стал топтать ее ветви, так что они захрустели под его сапожками.
А елка взглянула на сад в свежем убранстве из цветов, взглянула на себя и пожалела, что не осталась в своем темном углу на чердаке; вспомнила свою свежую юность в лесу, и веселый сочельник, и маленьких мышек, которые с таким удовольствием слушали сказку про
Думпе.
- Конец, конец! - сказало бедное деревцо. - Уж хоть бы я радовалась, пока было время.
Конец, конец!
Пришел слуга и разрубил елку на щепки - вышла целая охапка; жарко запылали они под большим пивоваренным котлом; и так глубоко вздыхала елка, что каждый вздох был как маленький выстрел; игравшие во дворе дети сбежались к костру, уселись перед ним и, глядя в огонь, кричали:
- Пиф-паф!
А елка при каждом выстреле, который был ее глубоким вздохом, вспоминала то солнечный летний день, то звездную зимнюю ночь в лесу, вспоминала сочельник и сказку про
Думпе - единственную, которую слышала и умела рассказывать...
Так она и сгорела.
Мальчишки играли во дворе, и на груди у самого младшего красовалась звезда, которую носила елка в самый счастливый вечер своей жизни; он прошел, и с елкой все кончено, и с этой историей тоже.
Кончено, кончено, и так бывает со всеми историями.
