Раз было у нас — поймали мы молодого журавля и дали ему лягушку.
Он ее проглотил.
Дали другую — проглотил.
Третью, четвертую, пятую, а больше тогда лягушек у нас под рукой не было.
— Умница! — сказала моя жена и спросила меня: — А сколько он может съесть их?
Десять может?
— Десять, — говорю, — может.
— А ежели двадцать?
— Двадцать, — говорю, — едва ли…
Подрезали мы этому журавлю крылья, и стал он за женой всюду ходить.
Она корову доить — и Журка с ней, она в огород — и Журке там надо, и тоже на полевые, колхозные работы ходит с ней, и за водой.
Привыкла к нему жена, как к своему собственному ребенку, и без него ей уж скучно, без него никуда.
Но только ежели случится — нет его, крикнет только одно:
Фру-фру!» — и он к ней бежит.
Такой умница!
Так живет у нас журавль, а подрезанные крылья его все растут и растут.
Раз пошла жена за водой вниз, к болоту, и Журка за ней.
Лягушонок небольшой сидел у колодца и прыг от Журки в болото.
Журка за ним, а вода глубокая, и с берега до лягушонка не дотянешься.
Мах-мах крыльями Журка и вдруг полетел.
Жена ахнула — и за ним.
Мах-мах руками, а подняться не может.
И в слезы, и к нам:
Ах, ах, горе какое!
Ах, ах!» Мы все прибежали к колодцу.
Видим — Журка далеко, на середине нашего болота сидит.
— Фру-фру! — кричу я.
И все ребята за мной тоже кричат:
— Фру-фру!
И такой умница!
Как только услыхал он это наше «фру-фру», сейчас мах-мах крыльями и прилетел.
Тут уж жена себя не помнит от радости, велит ребятам бежать скорее за лягушками.
В этот год лягушек было множество, ребята скоро набрали два картуза.
Принесли ребята лягушек, стали давать и считать.
Дали пять — проглотил, дали десять — проглотил, двадцать и тридцать, да так вот и проглотил за один раз сорок три лягушки.
