Пасынки

Мы любили её поддатую, низко павшую.

С непричёсанными лесами, праздными пашнями,

Мы любили её разнузданную, расхристанную,

Патриотами себя числили, оптимистами.

Говорили ей: пройдя через испытания

Приоткроешь что-то избранническое, тайное,

Потерпи – и станешь частью высшего общества.

Но забудь фамилию и отрекись от отчества.

Поднялась она, окрепшая, взматеревшая,

Побледнели шрамы и затянулись трещины,

Заняла на троне место, ей надлежащее,

Доброхота за загривок взяла ближайшего.

И внезапно "мы" рассыпалось снегом летошним,

Расползлось из рук её перепрелой ветошью:

Кто от боли взвыл, а кто занудел привычное –

Не сдалось червям и даром её величие,

Им бы больше мертвечины и разрушения.

Обернулись добры молодцы злыми шельмами,

Голосят:

– Умри!

– Да сдохни уже, убогая!

Но её кишечнополостные не трогают.

Её груди – горы, руки – леса, облака в горсти,

Мы любили бы её, пока была в тягости,

До морковкина заговенья, китайской пасхи –

Но теперь пора прощаться, садисты-пасынки.

Вот встают на ноги дети, добрые молодцы –

Печенеги снова давят, достали половцы,

Ну да что, враги не последние и не первые:

Не рабов века рожала – дружину верную!

Я ползу, червяк последний из рода змиева

И боюсь услышать в спину:

– Ату! Держи его!

Время есть ещё для линьки, для лика нового.

Закошу под добра молодца – будет здорово.