Старость — как детство: не хочется рано вставать.
Снова дремоту никак не могу одолеть я.
Времени чудо-машина, а проще, кровать,
снова меня унесла к середине столетья.
В мире сараев, сирени, блатняжек и крыс
майское солнце горит, словно таз для варенья.
Краски заборов грубы, словно ткани кулис,
из-за которых появится стихотворенье.
Яблоки юных коленей летают в тени,
«прыгалки» свищут, всю тень на круги рассекая…
Кто я такой, чтоб вторгаться в минувшие дни?
Чтобы меня не пускать в них — да кто ты такая?
Знаю: во сне не исправишь уже ничего.
Да ведь не с этой же целью уснул-то я — дура!
Просто там солнце, о, я еще вижу его!
Просто здесь утро — о, я уже чувствую — хмуро.
Я ненавижу предутренний треск ТВЦ,
как ненавидел тогда «Пионерскую зорьку».
То, что любил я вначале, люблю и в конце:
этот ковер-самолет свой, разбитую койку.
Ибо со смертью сражается только она,
только она обреченным и занята спором,
только она возражала во все времена
утренней птице с проклятым ее «невермором».
1963
