4 мин
Слушать

Премия № 64

Nzumbe


Зимний город – холодный заряженный многоствол.

Бах! – и звёздные раны дымятся под синей шалью.


Я убила тебя древним низменным колдовством

и в подопытном теле историю воскрешала,

всё твердя: где-то в прошлом потерян мужчина грёз...

Но оно приходило ко мне обеднённым, плоским:

был взволнован одними испанцами бравый гёз

и одними шелками да прибылью – ткач лионский;

самурай о подруге-катане сонет слагал;

брахман вёл разговор, словно долгий урок санскрита;

скандинавский берсерк признавался в любви снегам,

на которых он кровью и яростью был воспитан;

вальвассор о чуме, о язычестве, о грязи

повторялся, жаркое заглатывая кусками,

и совсем не о сказочных чувствах молчал визирь,

день за днём на потёртых квадратах ферзей лаская...

А однажды из времени, в точности моего,

улыбнулся тот самый – решительный, интересный –

и скатилась шутихой на саночках к нулевой

вся история, некогда снятый нательный крестик

раскрутив на цепочке и с ходу в меня швырнув...

Но сознание млело, потягивалось дремотно –

я ловила не крестик, а внутреннюю волну

океана, где соль пропевается сладкой нотой –

и растаял прибой поцелуями на плече,

и дрожали могучие пальцы до боли мило...

А потом ты внезапно заплакал, сказав: «Зачем?

Ну зачем поспешила? Зачем, не узнав, убила?

А теперь... Слышишь издали ангельский голосок?

Это небо зовёт – расплатиться и отсыпаться...»


Зимний город – о спрошенном счастье короткий сон

на подушечках серых, уже не дрожащих пальцев.


Миссия кажется выполнимой


...Она поражалась: «Зачем зеркала? По-моему,

те, ради которых в них смотрятся – дно слепое».

На месте желудка носила ведро с помоями,

на месте потерянной талии – сумку-пояс.


И если бы душу

могла надевать наружу –

легко простояла бы день под кислотным душем.


Она возмущалась: «Да с кем же мне разговаривать?

У всех изо рта пахнет пареным овощизмом!»

И шла в тухлый офис – критически растоваривать

банальнейший рынок идей о красивой жизни.


Особо предвзято

бежали года-крысята –

и быстро набегали немолодой десяток.


А тут чёртов случай как выстрелил табакерками,

как выскочил вдруг из одной удалец-солдатик!

И губы сложились в единое «свет мой зеркальце»,

хотелось быть песней, и радостный тон задать ей!


Но руки, но шея...

Надеялась втайне, млея,

что он понимает, что внутренний мир важнее.


А он повторяет – под пятую точку жердь ему! –

что вкусной конфетке и фантик подай блестящий...

...Она улыбается фруктам диетно-жертвенно

и плачет, тоналкой замазывая растяжки.


А цвет выбран мимо.

Но – полкилограмма в минус!

И поздняя миссия кажется выполнимой.


Афелий


...Видишь ли, солнце – я заняла афелий,

самую дальнюю точку на ближней привязи.

Сколько их было – Герд, Маргарит, Офелий,

ждущих, когда ты оценивать жертвы примешься?

Сколько их мчало, свято и очумело,

в пекло, в Лапландию, в тихую смерть проточную?

Сколько подмято внутренним Азазелло?

Лучше растили бы внутреннюю Цветочницу...

Классика жизни – игры в литературу,

игры сгораемых в рукопись негорящую.

Лезвие мне бы – круглое, от Сатурна –

резать орбитные звёздные перехрящия.

Всё, что имею – пища для червоточин,

солнышко ясное, косное, белокостное...


...Я пробиваю прочный овал порочный,

как никогда расцветая в открытом космосе.


Предбудущность


...Ни лязг неумолимого луча,

ни плач травы раздаться не могли бы,

где сладостью на сладость отвечал

прохладный шарик клевера под липой –

и ты там был, и я с тобой была,

и жизнь

до мелочей была другая,

и тихая шмелиная юла

кружилась возле нас, оберегая.

Брал пальцы в плен прозрачный алый клей –

ты вновь и вновь протягивал клубнику.

Так Прометей

вынашивал в руке

огонь для всех растерянных и диких...

А я самой неспешностью ползла

к твоим дарам –

пестряночкой-сластёной, –

и был язык в простейшей речи слаб

как майский пух, к асфальту придождённый.

А май довольным Клавдием ходил

по грядкам облаков белокочанных,

и время

с аистёнком на груди

в корзинке нашу будущность качало...


Железный мёд


«Соединились море и пловец,

кефаль и чайка, ржавый мёд и жало.

И у меня своя здесь жертва есть:

вот след в песке – здесь девочка бежала.»

Б. Ахмадулина


Кто бежал от себя, точку отступа не найдёт –

у песчаного времени слишком крутой изгиб.

Вот и собрана женщина. Злая. Железный мёд.

Не дай Бог чтоб из баночки капнуло на мозги.


Может, пчёлы не пчёлы, а киборги от сохи,

и успели нутром основательно проржаветь?

Вот и плавай в теориях. После – макай стихи

раз в ромашковый чай, раз в живую морскую медь.


А купалась, наверно, две тысячи лет назад,

догоняя того, кто умел по воде ходить...

Вот и соль: путеводной звездой не могу назвать

ни-ко-го, а звездящихся – хоть океан пруди.


Вон и тот, каждый вечер плывущий на смерть луча,

на пилу горизонта, на острый тяжёлый шторм –

только взгляды зевак и носить на его плечах...

Вот за что мне такое соседство, за что, за что?!


Улыбнётся, махнёт – я наёршусь: мол, кто таков?

Но с момента знакомства видение берегу:

в нём блестящая стайка невинных моих следов

под медовой волной встрепенулась на берегу.

21
0
180
Подарок

Перископ-Волга Издательство

II международная литературная премия «Перископ-2018» Проводится издательством «Перископ-Волга» с целью выявления талантливых литераторов, пишу…
Комментарии
Вам нужно войти , чтобы оставить комментарий
Сегодня читают
Ryfma
Ryfma - это социальная сеть для публикации книг, стихов и прозы, для общения писателей и читателей. Публикуй стихи и прозу бесплатно.