Кожим на языке коми означает прекрасный. Рождаясь из ледников приполярного Урала, Кожим течет в междугорьи, образованном хребтами Западных и Восточных Салед. Кристальной чистоты вода катится по каменистому руслу, то растекаясь широкими плесами, то разгоняясь на длинных перекатах, то неудержимо мчась в порогах.. Пологие склоны гор покрыты деревьями, среди которых преобладает ель.
Все это вместе создает впечатление, что ты находишься в центре огромного пейзажа, написанного величайшим из художников, имя которому природа
- Э, да нас тут встречают, - сказал Рудольф, открывая дверь останавливающегося вагона.
С поцелуями и объятиями потом, а сейчас нам надо выйти.
Но восторженные аборигены с писком и жужжанием накинулись на нас так, словно они встречали суперзвезд.
Господи, да уймитесь вы наконец, у нас будет еще время поближе познакомиться. Видите, я сейчас занят.
Но встречающие прибывали и прибывали. Через несколько минут
все пространство над железнодорожными путями, образованное с одной стороны вагонами поезда, а с другой плотной стеной елей, берез и другой растительности, которую называют тайгой, наполнилось полупрозрачной, серой, шевелящейся и перетекающей массой. Особенно настойчивы и напористы были комарихи. с восторженным писком они кидались к нам, норовя поцеловать в губы и глаза. Если им это не удавалось, они не гнушались и другими частями тела. Тем временем мошки действовали более основательно. С непоколебимой настойчивостью стремились они вместе и поодиночке проникнуть под одежду, норовя достигнуть самых сокровенных и потайных местечек. Если попытка была удачной, то клиент вдруг пускался в пляс, хлопая себя руками по самым различным частям тела, включая и те, которые обычно оберегаются от внешних воздействий.
Так вот почему в цыганочке такое большое внимание уделяется подергиванию плечами и животом, а также различным притопам и прихлопам, вот почему они так отчаянно лупят себя руками. Они люди кочевые, они испокон веков знакомы с этой ненасытной братией, и это у них в крови.
Поезд ушел, оставив нас с громадной горой нашего походного снаряжения. Кроме нас – никого. Невдалеке зданьице с надписью « станция Кожим Сев. ж.д..» До реки километра два. Таскать все это на себе – уйдет целый день. Потому я и Лина отправились в близлежащий поселок при угледобывающих шахтах, чтобы поискать какой-либо транспорт. Там без особых хлопот нашли мужика - командира лошади с телегой, который нас и доставил к речке. Расположившись на лужайке, мы первым делом запалили огромный костер, набросав в него сырых веток и травы так, что густой дым застлал всю полянку, и начали наши сборы. Спустя часа четыре, загруженные лодки были на воде. Оставалось разместить экипажи. Для решения этой задачи пришлось привлечь наш инженерно-интелектуальный потенциал, так как оказалось, что ноги Рудольфа длиннее выделенного для них места, а бедра Лины напрочь зажимают тяги рулевого управления. Разрешив и эту задачу комбинаторики, лодки отчалили. Однако дружные усилия пары весел на каждой лодке не продвинули их ни насколько против течения. Усилий хватило только на то, чтобы переправиться на другую сторону.
- Покатались и хватит - объявил Рудольф- теперь побурлачим.
Технику передвижения судов против течения мы знали по Репину, точнее по его картине « Бурлаки на Волге».
Посему, закрепив бичеву и оставив в лодках по одному рулевому, запряглись и потопали по берегу. Однако то, что годилось на Волге, совсем не подходило для речки горного типа. Камни, струи воды с различной скоростью и направлением, необходимость широкого маневра, потребовали от «бурлаков» таких усилий, что они выбивались из сил уже через несколько минут, а результат, то есть продвижение вперед, оказался ничтожным. Тогда мы высадили рулевых и решили использовать принцип «водяного змея», для чего закрепили бечеву за нос и корму лодок, чтобы управлять их положением. Дело пошло веселее, хотя работенка тоже оказалась не из легких. Так, шаг за шагом, прошли мы километра три – четыре и, когда завечерело, остановились на ночлег. Лагерь разбили на полянке между высокими, густыми елями. Пока обустраивались солнце закатилось за вершину хребта, но небо не погасло и его мягкий свет только слегка притушил краски, вытемнил хребты гор и затянул дали легкой, нежной дымкой.
Я вышел к реке и потихоньку побрел по пологому галечному берегу.
Когда ты занят работой: тянешь бичеву, выбираешь проходы для лодки на воде и для себя на берегу, отбиваешься от комаров и мошкары - ты , конечно, видишь весь окружающий тебя мир, но как-то вскользь, боковым зрением. Главное для тебя рядом, под ногами.
Совсем по-другому воспринимается окружающая действительность тогда, когда все эти дневные заботы остались позади. Ты будто вышел из тесной комнаты на свободу и, вдруг, почувствовал, услышал, увидел совсем другой мир.
Можно, конечно, обходиться каким-либо одним чувством: например зрением, листая книгу или рассматривая картины; слухом, воспринимая речь или музыку; обонянием, различая различные оттенки запахов. И то, и другое, и третье может приносить радость, удовлетворение, злость, раздражение, в общем любые, присущие человеку, чувства. Но можно и утверждать, что полное умиротворение и покой приходят только тогда, когда ты, хоть ненадолго, становишься частичкой природы. В не загаженной, в ненарушенной человеком природе все гармонично. И эта гармония везде своя и у южных тропических лесов, и у пустынь,у тундры, у тайги, у гор.....
Но есть уголки на нашей планете, в которых природная гармония получила свое величайшее проявление. Одним из таких уголков является междугорье на приполярном Урале, в котором протекает Кожим.
Река, разливаясь широким неглубоким перекатом, приглушенно ворчала, будто отдельные струи и струйки о чем-то мирно переговаривались меж собой, серый галечник, который шуршал у меня под ногами, перешагнув грань суши под тонкой пленкой прозрачной воды, превратился в россыпь драгоценных камней. Преобладающий цвет камешков- сине-зеленый, на котором вспыхивают чисто белые, ярко черные, рыже -красные , фиолетовые окатыши различной формы и размеров. Я зашел по щиколотку в воду и набрал целую пригоршню приглянувшихся мне камешков. Гранит, кварц, черный базальт, слюда. Обтер их о рукав штормовки они - тут же поблекли, потускнели, превратившись снова в обыкновенную гальку.
Слева и справа долину, шириной два –три километра окаймляют хребты относительно невысоких гор. Их безлесные вершины четкой темно зеленой полосой окаймляют очертания горизонта. Передний план этого пейзажа образует мелкий кустарник по пойме реки и высокие деревья разнообразных лиственных пород: березы, осины, черемухи, ивняка, но особую завершенность всей этой картине придают могучие ели, создавая торжественное настроение присутствия в великом храме природы, перед которым блекнут все достижения так называемой цивилизации. В каждодневной текучке, особенно если она протекает в массивах городов, человек повсюду видит творения своих рук и невольно поднимает себя до уровня «пупа» земли. Но, находясь в объятиях живой природы, и особенно в таких местах как это, понимаешь свое истинное место и ограниченность человеческих возможностей.
Предаваясь этим размышлениям, я с удивлением отметил, что комары и мошки пропали, воздух посвежел , а на низинки стала сползать легкая пелена предночного тумана. Пора и к лагерю, пока дойду совсем стемнеет.
Еще издалека я увидел, что вся наша братия также высыпала на берег, а когда подошел услышал, как Рудольф глубокомысленно изрек:
Не к добру все это. Тишь, гладь, благодать! Куда-то исчезли комары. Но сейчас благодать Стоял бы здесь, поглядывал вокруг, да кушать хочется. Аркадий, ты у нас самый молодой, топай, разведи костер.
Аркадий ушел, и окружающий нас мир наполнили посторонние звуки: треск ветвей, падение чего-то тяжелого, стук топора.
Когда мы вернулись к стоянке - огонь бушевал во всю.
Неопытный Паниковский развел костер до неба - резюмировал Рудольф.
Он в качестве универсального пособия взял «Двенадцать стульев» и теперь цитировал фразы и даже целые монологи ее героев.
Действительно, ближе чем на десять метров к костру подойти было невозможно.
Так, для того, чтобы повесить котелок, нужно забраться на елку. Пожалуй и это не поможет - задумчиво сказал Алексей
Может сделать подкоп?
Я уже побеспокоился обо всем - ответил Аркадий, и показал на березовый шест, длиною метров в десять.
На таком огне котелки закипят быстро.
Да, но твоя палка может перегореть быстрее - ответил Алексей.
Тем временем мелкие ингредиенты топлива прогорели и зона испепеляющего действия костра существенно уменьшилась.
Ладно, давай твой кол, но пробовать степень готовности еды будешь сам - сказал я, и стал размещать бачки над костром. При это один конец шеста я положил на пень, а другой на какой-то выворотень. Во время этих «хитрых» действий все громче и громче, все с большей частотой стало слышаться сопение Алексея. Наконец прорвало. Его упорядоченная натура не вынесла надругательства над вложенным в его сущность незыблемым алгоритмом, отклонения от которого и выводило его из себя. Формула гласила: перекладина над костром должна опираться на рогульки.
Он схватил топор и скрылся в лесу. Через несколько минут к костру были доставлены две здоровенные рогульки, которые он и стал вколачивать в землю. Но не тут-то было. Под тонким слоем дернины был камень. Усилий одного Алексея для этой операции оказалось недостаточно. Мало по малу к нему присоединились и другие. Наконец рогульки были вбиты.
Давай твой кол - гордо сказал Алексей, утирая пот. Вот, как надо.
Вон он валяется - ответил я. – А лучше давай к столу, еда уже готова.
Цивилизация, естественно, на многое поменяла наши оценки. Давно никого не удивляют и не кажутся противоественными различные ее проявления: телевидение, компьютеры и многое, многое другое. Но эта же цивилизация бесцеремонно вторглась и в наши « святые» уголки, одним из которых является еда, которая составляет основу нашей жизни. Ученые самых различных направлений: биологи, химики, диетологи и много, много других выделили в нашей еде кучу всяких составляющих. Они « точно» знают, сколько и чего человеку нужно для его существования: белков, жиров, витаминов … даже воды, забыв при этом, что сами мы являемся частью природы, в которой все взаимосвязано, а также то, что пища несет не только материальное, но и духовное начало.
Человеку, да, видимо, и другому живому существу, мало только калорий. Ему еще надо нечто такое, что вписывает его в окружающий мир.
Несмотря на пустые желудки, нашу еду – концентраты из пакетиков, мы просто заталкивали в себя, так как она вопиюще диссонировала с окружающей обстановкой. Поэтому с завтрашнего дня решили изменить наш распорядок: двое тащат лодки, двое добывают еду- охотятся и рыбачат. Лина действует по свободному графику: либо при лодках, либо при охотниках.
Утро следующего дня было теплым, солнечным и безветренным. Комары и мошка, пропавшие к вечеру еще вчера, так и не вылетели на свет божий. Тем лучше. Мы быстренько покидали вещи в лодки, благо тщательно укладывать их необходимости не было, и в путь.
Бурлаки - я и Аркадий, Лина с нами, сочувствующая. Медленно, но верно движемся вверх. Вот и первое «серьезное» место — Каюк-Ныр.
Выходим в заводь, в которую из-за скалы вырывается могучий поток, который, ударяясь в противоположную гранитную стену, образует метровые стоячие волны и несколько крутящихся воронок.
Привязали лодки к прибрежным кустам и пошли на разведку. Перед скалой обозначилась тропа, ведущая вверх. Поднявшись по ней, мы поняли, что по воде пройти практически невозможно. Под скалой, в глубоком каньене, крутилась и бесновалась вода. Нужно обносить наши лодки. Со скалы было хорошо видно, как река, окруженная пойменной низиной, широкой дугой уходила на север между двумя пологими, лесистыми горными хребтами. Под скалой оказалось несколько глубоких ям. Покидали в них блесну – и первая хорошая добыча- пара кумж примерно по килограмму весом. Но рыбалка это не основное занятие, главное – тянуть лодки.
По перекату « бечевка» оказалась невозможной. Пришлось взять веревочку в руки и топать по воде вдоль берега. Скорость такого передвижения менее километра в час, но и это все-таки вперед. Солнце, тепло, ни комаров, ни мошек - тащи себе да тащи.
К полудню подошли наши охотники. Они принесли пару глухарей и штук десять рябчиков. Договорились, что идем часов до шести, семи, а потом ищем место для стоянки. С тем они опять и удалились.
Над рекой время от времени пролетали утки, а у меня новенькое, еще не опробованное по дичи ружье – ИЖ-54- двуствольная бескурковка двенадцатого калибра и , конечно же, чешутся руки, которые в этот момент заняты «веревочкой» опробовать ее. Тогда я эту веревочку привязал к поясному ремню, а ружье повесил за спину. И вот она, утка, даже пара. Бросаю веревочку, стаскиваю через голову ружье,
и … шапка летит в воду, а за нею и я. Лодка, оказавшись свободной, словно собака, вырвавшаяся на свободу из тесной комнаты, налетела кормой на камень, повернулась бортом к течению, свалила меня с ног и потащила на веревочке за собой. Вдруг она остановилась. Я вскочил и вижу… Аркадий тоже потерял бдительность, наблюдал за утками и ждал, когда хоть одна из них пораженная моим метким выстрелом, прекратит свой полет. Этим и воспользовалась моя лодка. Она подобралась к нему в тот самый момент, когда он, стоя по колено в воде, таращился на уток, стукнула ему под зад, а потом, решив, что дело сделано, решила «приласкать» его своим нежным донышком, неспешно переваливаясь через его, совсем немаленький остов. Вот показались сапоги, вот куртка, а вот и голова. Стойкий Аркадий и в эту «страшную» минуту не выпустил веревочку из рук. Две же лодки, прижавшись друг к другу, как нашкодившие школьники, смирно стояли рядом. Аркадий молча похлопал себя по голове, сунул мне в руку веревочку и помчался за уплывающей шапкой.
- Прихвати и мою - крикнул я ему вдогонку. - Вон она, чуть опережает твою.
В хорошую погоду и искупаться приятно. На солнце прибрежный галечник разогревается так, словно мы в Крыму, а вокруг не хребты приполярного Урала, а Копет-Даг или отроги Кавказа. Разложив свои мокрые вещички, мы, в чем мать родила, лежали и покуривали на тепленьких камешках. Утки. Я хватаю ружье, тщательно прицеливаюсь. Ближе, ближе, нажимаю на один спусковой крючок, на другой. Ружье делает продолжительный выдох, а затем с «кашлем» выплевывает два заряда с дробью, которая, пролетев метра два-три, падает в воду. Черт, ружье-то тоже купалось, а я его не перезарядил.
В среднем течении Кожим изредка образует довольно длинные участки- плесы с относительно медленным течением. В таких местах удобнее не вести байдарку, а плыть на веслах. Однажды на таком участке на нас налетела утка. Я выстрелил- утка упала, но была подранена.
. Вытащили ее из воды и бросили на дно байдарки к Лининым ногам, а она вдруг ожила. Тут Лина нам и выдала
-Тоже мне охотники, стреляли, стреляли, только живое существо мучаете!
Тогда Аркадий взял ее и ударил головой о ствол ружья. Тут уж она совсем взярилась. Мы получили полную характеристику как ни к чему не годные люди.
Прошло время. Как-то Лина говорит
-Дали бы стрельнуть из ружья.
-Что ж- ответил Алексей- пойдем, походим, может быть рябчик попадется.
Надо сказать, что проблем найти рябчика на Кожиме не было. Минут через десять на полянке мы подняли семейку и один рябчик сел на березу метрах в тридцати.
-Вот тебе ружье – сказал Алексей- стреляй. Лина выстрелила. Рябчик упал. И бодро побежал по земле. Лина бросила ружье и за ним. Догнала, схватила и …раз головой об дерево.
Когда она подошла к нам Аркадий и говорит
-Маленькую, раненую, бедненькую птичку и головой об дерево! Как же это так!
Мы-то знаем, как охотничий азарт преобразует даже уравновешенных, здравых людей. В охоте существует трудно улавливаемая не охотниками грань между убийством, а следовательно жестокостью и любовью к природе и бережным к ней отношением. Настоящий охотник не позволит себе лишнего. Не станет добывать дичь более потребного количества, не проявит излишней жестокости, не переступит грань, за которой стоит варварство, произвол и, можно даже сказать, разбой
Удивительно, но факт - тащить лодку по воде против течения даже интересно. Через мерцающие струи прозрачнейшей воды дно видится россыпью драгоценных камней, образующих многоцветные, все время меняющиеся картины, голова занята простыми, естественными сияминутными заботами: сюда ступить, здесь провести лодку, в «сложных» местах помочь друг другу. Перекат сменяется перекатом. Изредка они разделяются относительно спокойными участками, где можно поработать и веслами. Только горы кажутся неподвижными. Идешь уже много часов, а их очертания все те же, меняется только ближняя перспектива.
День кончался. Был он теплым, солнечным и безветренным. Но необъяснимое, подсознательное чувство подсказывало - что-то тут не то. Не случайно все-таки попрятались комары и мошки.
Руководствуясь этими предчувствиями, свой лагерь мы поставили на маленькой полянке под высокими, могучими елями, укрывающими нас и сверху и сбоку. Долго, долго сидели мы у костра. Нажарили рыбы и дичи, накипятили самый большой бачок чая, делились впечатлениями и слушали байки Рудольфа « за Ялту».
Мы - поколение, детство и школьные годы которого пришлось на войну, на послевоенную разруху. У большинства моих сверстников родители, а чаще всего одна мать, еле-еле сводили концы с концами, чтобы хоть как-то прокормить семью, а уж до нашего воспитания руки у них не доходили. Мы были предоставлены сами себе. Нужда учит предприимчивости. Дети Ялты на море добывали добавку к столу для себя и своей семьи. Именно крымские мальчишки ( а не Кусто), стали первыми использовать противогазовые маски и трубки для увеличения времени пребывания под водой. Они в любую погоду, в том числе и штормовую, охотились на рыбу, собирали крабов и ракушек. Разных «нештатных» ситуаций и приключений было предостаточно. Но герои его повествований: Колька-катран, Костя-краб и другие всегда выходили победителями в борьбе человека и моря. Может быть в обычной городской обстановке такие рассказы и не имели бы такого успеха у слушателей, но потрескивание костра и его уютное тепло, легкая усталость после длинного дня, вызывающая желание посидеть и понежиться после целого дня на ногах, да и рассказчик Рудольф замечательный.
На другое утро я проснулся раньше друзей. Полог палатки провис почти до земли и потемнел от влаги. Я выглянул. На землю падал густыми хлопьями снег. Трудно сказать, сколько он уже шел, но белый, пушистый ковер покрыл всю землю и укутал деревья. Налипая на густые кроны деревьев, особенно лиственных, он склонял их вершины почти до земли. Одна из тонких, согнутых в дугу березок, вдруг вздрогнула, раздался резкий, как выстрел, звук, и вверх взметнулся ствол, но уже без пушистой вершинки. Как по команде треск ломающихся ветвей и стволов деревьев стал доноситься со всех сторон. Эта канонада разбудила все остальных.
Вот и зима наступила- объявил Алексей, выползая из палатки.
Отметим, сегодня 19 августа 1964 года.
Выпавший снег засыпал все наше имущество, оставленное около палатки. Я разыскал бачки вышел к реке за водой. Падающий снег практически погасил шум переката. Вдоль белого берега темной, казалось густой, массой катилась вода, скрывая даже на мелких участках такую еще вчера «веселую» гальку. Снежная пелена занавесом затянула всю перспективу, даже ближние деревья просматривались призрачными бесформенными тенями..
Я вернулся к палатке, а на встречу Аркадий
Ты не видел моей шляпы?
Надо сказать, что когда Аркадий собирался с нами в свой первый поход «опытные таежники» ему посоветовали в качестве головного убора взять шляпу, так как и дождь за шиворот не льет и накомарник на нее повесить удобнее, не липнет к лицу. Он и «реквизировал» у отца новенькую велюровую шляпу. Но у нее оказался и недостаток- спать в шляпе, прямо скажем, несколько неудобно. Потому на ночь он с ней расстался. Тут я вспомнил, что вчера видел ее на каком-то пеньке. Аркадий огляделся, увидел пень с неким снежным закруглением сверху, направился к нему и, стряхнув снег, действительно обнаружил свою шляпу. Взяв ее в руки, Аркадий от удивления вытаращил глаза. Поля роскошной велюровой шляпы напрочь отсутствовали…
Кто это сделал ? - сказал он трагическим голосом.
Она же была совсем новенькой!
Невозмутимый Алексей спокойно подошел, взял то, что осталось от шляпы, повертел и та и сяк, а затем изрек:
А что, получилась отличная феска, тебе она больше к лицу, и нахлобучил ее Аркадию на голову.
Дальнейшие исследования показали, что виновниками этой трансформации шляпы в феску оказались мыши. Им по вкусу оказались именно поля шляпы и они аккуратненько их отгрызли.
А снег шел и шел. Липкие хлопья оседали на ветках деревьев и кустов и под их тяжестью они сгибались, нередко касаясь верхушками земли. Особенно трудно пришлось лиственным породам. От всюду доносился треск и шум падающих стволов и ветвей.
Продолжать движение в такой обстановке было чистым безумием. Пришлось устроить дневку и покрутиться у костра. Идти в тайгу, где рушились и падали деревья было просто опасно, а по реке шла сплошная снежная куга- снежная масса, так что и блесну было бросить трудно. У большого, непрерывно горящего костра образовалось пространство, свободное от снега и многие лесные птахи слетелись сюда и крутились под ногами, совершенно нас не пугаясь. Возник своеобразный оазис, куда собирались, согнанные этим внезапным бедствием с привычных мест, различные живые существа. Под ветвями могучих елей, около жаркого костра непогода не так и ощущалась. Но стоило выйти на берег реки и летящая масса густого снега, согнутые и придавленные им деревья, непрерывная канонада вызывали тревожное, щемящее чувство нереальности всего происходящего. Ведь все-таки лето.
На третий день выглянуло солнце, резко потеплело и мы двинулись дальше. Прошли совсем немного и на берегу увидели палатку, а у костра четырех чаевничающих парней. Подошли, познакомились. Тоже москвичи, они только спустились с гор и еще не отошли от пережитого. Снегопад застал их в горах, где леса нет, а только «альпийские» луга. Пошли они в кедах, налегке, на несколько дней. Соответственно взяли и припасов. Когда возвращались, один из них подвернул ногу, пришлось задержаться, а тут еще свалилась такая непогода. Там, наверху снега побольше чем здесь, похолоднее, да и ветер посильнее. Вот и пришлось идти по колено, а то и по пояс в снегу в мокрых кедах и мокрой, обледеневшей одежде. Мы спросили, чем мы можем им помочь? На это получили ответ:
-Спасибо, ничего не нужно, у нас все есть. А вниз спустимся на байдарке, туда же посадим охромевшего товарища. Мы еще посидели, попили чайку, поговорили о том, о сем. Тут их руководитель, Борис Ушаков, сказал:
Мы смотрели, как вы ведете байдарки. Так, как вы это делаете, и тяжело и скорость маленькая. Лучше на шесте, который прикрепляется к носу байдарки и с помощью которого осуществляется маневр. Можно связать две лодки. Тогда один тянет, дугой ими управляет.
Поблагодарив за совет, мы тут же из двух связанных между собой весел, сняв с них лопасти, соорудили легкий шест и, попрощавшись, двинулись дальше. Совет оказался очень дельным. Теперь скорость передвижения возросла до скорости пешехода, а затрата сил значительно уменьшилась.
Часа через два на открытых местах снег стаял практически полностью. Пятна его виднелись только в густом ельнике да белой полосой он покрывал вершины гор.
В этот день была моя очередь добывать пищу. Лес потихоньку приходил в себя после нокдауна, нанесенного ему погодой. Повсюду валялись сломанные ветви, сучья и деревья, но …. зеленели листья, тренькали птахи, появились комары и мошки. Жизнь продолжалась.
В лесу я вскоре вспугнул семейку рябчиков. Охотник из меня в то время был так себе и потому я верил всяким россказням более опытных друзей. Так Алексей говаривал:
-Рябчики далеко не улетают. Потому, когда их вспугнешь лучше всего заметить это место, для чего я, например, вешаю на что-нибудь шапку, а потом хожу потихоньку, высматриваю их и посвистываю в манок. Я так и сделал. Снял шапку, повесил ее на ближний куст, и тут увидел, как с дерева на дерево перелетел рябчик. Я подкрался, высмотрел его в густой листве. После выстрела увидел, как перелетел еще один … Так я гонялся за ними минут пятнадцать-двадцать. В сумке было четыре штуки. И тут я вспомнил про свою шапку. Вспомнить то я вспомнил, да вот где она, куда мне идти, влево, вправо, вперед, назад? Мой, хоть и маленький, но собственный опыт для таких случаев таков: если не знаешь, что делать – сядь и спокойно подумай, а только потом действуй.
Эта формула уже не раз срабатывала, выручила она и на сей раз.
Поняв, что только планомерный поиск может принести результат, я достал нож и стал совершать движения вперед-назад, отмечая свой путь срезанными веточками и зарубками. Спустя примерно полчаса шапка была найдена. Пока шел этот поиск была определена еще одна линия поведения: советы слушай, но применять их на практике не спеши.
Как же красив лес на Кожиме! Полого взбегая по склонам гор деревья: могучие ели, редкие сосны, березы вдруг расступаются, открывая уютные полянки с густой, зеленой травой и множеством самых разнообразных цветов. Ельник перемежается березняком, а в открывающиеся прогалы открывается вид на долину с мерцающей лентой реки и четко прорисовывающимся противоположным взлетом горных отрогов. Деревья растут не густо, под ногами относительно ровная почва, ходить легко – такая «парковая» тайга. По склонам вниз, к реке стекает довольно много ручьев. Крупные ручьи образуют собственные долинки. Каждый ручей имеет свой, отличный от других, голос, напевает свои песенки то звучным дисконтом, то густым басом. В тех же местах, где им надоедает скакать с камня на камень, где они разливаются заводями , или глубокими бочагами, вода либо мирно дремлет, либо тихо шепчет, рассказывая свои приключения прибрежным кустам и травинкам, а те отвечают шелестом листьев и трепетом былинок.
Мы, городские жители , давно разучились понимать этот извечный язык природы и зачастую грубо и беззастенчиво даже одним своим присутствием нарушаем эту сложившуюся гармонию, неся разрушительное начало в то, что создано не нами, пренебрегая границами того ареала, который отведен нам в этом мире.
Сейчас я сижу и пишу эти строки, а тогда шагал с ружьем в руках и мои мысли были направлены совсем на другое. Прежде всего мне хотелось показать свое охотничье умение.
Как всегда неожиданно, вдруг с резким шумом поднялась и замелькала между деревьями какая-то большая птица. Руки непроизвольно вскинули ружье, короткая поводка, выстрел, и птица падает метрах в тридцати сорока от меня. Вот он и мой первый добытый тетерев. Иссиня черные перья, красные брови - красивая птица.
Надо сказать, что быструю реакцию на летящую цель мне дала стендовая стрельба. Приобретя ружье, я сразу же записался в стендовую секцию и к этому времени сделал около пятисот выстрелов по летящим тарелочкам. А опыт есть опыт.
После полудня погода начала портиться, натянуло облаков и пошел дождь. Залез под елку, посидел там немного- конца дождю не видно, мало того, он разошелся еще пуще. Но не сидеть же вечно. Последний раз, примерно с час назад, лодки были немного впереди. Значит мне надо их догонять, Прикинул направление с тем, чтобы выйти на реку километра через два-три, и пошел. Через полчаса дождь стал не страшен, все равно мокрее уже не будешь, а еще через полчаса я увидел наших «бурлаков». Подошел и, посовещавшись, мы решили, что идем до первого приличного для стоянки места, главное, чтоб с развесистыми густыми елями. Минут через сорок остановились. Крутой берег, высотой в пять – шесть метров, а наверху терраса. С грузом придется покарячиться, зато стоянка удобная.
К этому времени дождь промочил не только нас, но и все, что было сухое в лесу. Костер никак не разжигался. Что мы только не делали: набирали мелкие еловые веточки, тонкие пленочки березовой коры… Бывалые туристы и охотники усмехнутся, но, что было, то было. Наконец Рудольф разозлился, и, сняв с себя штормовку, устроил защиту от небесной влаги. Только после этого костер таки загорелся, а потом и заполыхал так, что можно было и обогреться, и обсушиться, и начать готовить ужин, он же и обед.
В те далекие времена не было еще полиэтиленовой пленки, и если шел дождь, то крыша палатки была мокрой и по ней, в том числе и изнутри, стекали капли влаги, а на улице защита – густая ель. Ели же здесь весьма подходящие – в любой дождь у ствола сухо.
Когда покрутишься у костра – как же неохота выходить в этот неприятный, мокрый мир: заготавливать «лапник», ставить палатку, рубить дрова, принести с речки воды. Да мало ли всяких необходимых дел нужно сделать, прежде чем можно будет присесть у костра, посмотреть на огонь, послушать шуршание дождя, рассказать, что увидел за день, послушать других.
В каждом путешествии, маленьком или большом, существуют свои вехи, опираясь на которые потом вытягивается нить воспоминаний.
На Кожиме – это Потапов плес.
Еще тогда, когда мы собирались в этот поход и читали в тур.клубе отчеты наших предшественников, а однажды даже удалось поговорить с теми, кто здесь был, наряду с общими сведениями узнали, что самый крупный хариус водится на Потаповом плесе.
Потому-то мы с нетерпением ждали, когда до него доберемся и та рыба, которая ловилась казалась нам какой-то не такой – мелкой и не совсем вкусной. Вот на Потаповом плесе – там да!
И вот мы до него дошли. Река здесь течет в широкой долине, заросшей кустарником и мелкой березкой, хребты гор расступаются на два-три километра. Потапов плес – скорее перекат с пологими галечными берегами. Длина его – не более километра, глубина менее одного метра, ширина сто- сто пятьдесят метров. На левом берегу множество удобных для стоянки мест. Выбрав, как нам показалось, наиболее подходящее, еще не обустроив хозяйство, Рудольф и Алексей схватили «кораблик» и помчались на речку.
Надо сказать, что ловля хариуса на «кораблик» – увлекательное занятие. Устройство «кораблика» довольно простое и остроумное – это «водяной змей». К погруженной примерно на две трети доске, для чего на ней в нижней части имеется грузило, по углам крепятся лески-растяжки, которые собираются в одной точке таким образом, что в текущей воде образуется угол атаки, оттаскивающий доску от берега. От этой же точки идет основная леска, с помощью которой можно запускать его хоть на всю ширину реки, хватило бы лески, да было бы течение. На основную леску навешиваются поводки с искусственными мушками, представляющими из себя крючок или тройник, с примотанными к нему шерстинками, или пучком волос. Таких поводков может быть до десятка, но и десять – уже много, с ними трудно управляться., особенно если рыба хорошо ловится. Искусственные мушки «пляшут» на воде, их-то хариус и хватает. На нашем «кораблике» было восемь разноцветных мушек, на любой хариусиный вкус.
Но Рудольфу и Алексею не удалось удрать одним. Тут же за ним последовали я и Аркадий, а за нами и Лина. Всем нам хотелось посмотреть, что за легендарный хариус водится в этом месте.
И вот разматывается с мотовила леска, а мушки одна за другой пускаются в свой пляс по переливающимся водным струям. Теперь можно с ними поиграть, то есть походить вверх, вниз , отпустить или подтянуть «кораблик . Забавные метаморфозы происходят с человеком , когда в руках одного находится какая-либо снасть, в нашем случае «кораблик», а другой на подхвате. Этому, второму всегда кажется, что первый все делает не так. Рудольф, он с мотовилом, опускает доску «кораблика» около самого берега.
не так- говорит Алексей. – Нужно зайти в воду, выбрать подходящую струйку, посмотреть, как он идет, и только тогда потихоньку его отпускать.
Рудольф начинает сматывать леску с мотовила.
-В натяг, в натяг держи, не то он перевернется другой стороной и превратится в обыкновенную доску.
Рудольф продолжает делать так, как он это понимает, но потихоньку накаляется. Наконец «кораблик» в воде «режет» воду метрах в пятидесяти от берега, а мушки весело по ней скачут.
Подергивай, подергивай! Пусть мушки как бы садятся и взлетают.
- На, дергай сам - не выдерживает Рудольф- а я буду советовать! ». Полчаса, час, менялись рыбаки, применялись разные способы игры с «корабликом» – ни одной поклевки.
Постепенно болельщики вернулись к своим основным делам. На берегу остался только один упорный Аркадий. К этому времени уже совсем завечерело и стал накрапывать мелкий дождичек.
Я пожарил очередных рябчиков, Лина сварила кашу и Рудольфа послали за Аркадием, но ни того, ни другого нет да нет. Пошел Алексей. Пропал и он. Тогда, отставив еду с огня, ушли от костра и мы с Линой. Было уже совсем темно. На берегу мы едва различили силуэты наших мужиков. Подошли. Оказывается все они не могли оторваться от «кораблика». Лишь только затемнело, как начался жор. Хариусы буквально бросались на мушек едва только те касалась воды. Аркадий держал мотовило, а Алексей и Рудольф снимали попавшихся хариусов прямо в воде, чтобы не терять время на вытаскивание и новый запуск. Это занятие так захватило их, что они забыли про ужин, про костер и про все на свете. Мы с Линой сходу включились в конвейер: брали рыбу, сажали ее на кукан. А хариусы действительно были знатные. Примерно по килограмму весом и какие – то необычно темные. Скоро их стало несколько десятков, ослаб и клев,но хариусы все-таки попадались.
Тут же на берегу почистили с десяток рыбин и отправились к костру, но не все. Рудольф и Алексей оставлять «кораблик» не захотели.
У костра быстренько освободили противень, загрузили в него рыбу и поставили на огонь.
Через полчаса противень был пуст.
Подзаправившись мы с Аркадием пошли менять рыбаков, а Лина осталась жарить рыбу для следующей смены.
Сыпал мелкий, мелкий дождь. Было совсем темно, и ребят мы нашли только по голосам .
Ну что, ловится?
Да, хватает по-немногу.
А что вы тут видите?
А чего тут смотреть, когда хариус хватает – чувствуешь по леске, да и всплеск слышен. Вот возьми мотовило.
Действительно, отчетливо чувствовалось подергивание где-то там в темноте попавшегося хариуса.
Ну. А теперь сматывай леску до первого узла, а Аркадий пусть руками вытягивает леску вдоль берега, пока не доберется до того крючка, на котором сидит хариус. А потом в обратном порядке. Вот и вся процедура. Давайте, работайте, а мы пошли.
Часа полтора-два мы занимались тем, что снимали рыбу, запускали Кораблик» и уже совсем собрались идти спать, как появились Рудольф и Алексей.
Ловится?
Да!
Тогда топайте к дому, там противень с рыбой, а мы тут походим.
Так всю ночь до утра, сменяя друг друга, ловили мы рыбу, жарили, ели, опять ловили… Жаль, что не догадались подсчитать, сколько же может съесть рыбы средний тридцатилетний мужик за одну ночь? По сегодняшним прикидкам – килограммов по …... Тянет ли это на рекорд Гинесса, или нет?
Но мы и тогда ели и удивлялись. Хариусы исчезали один за другим, а хотелось еще. Походишь с «корабликом», промнешься и опять к костру, к противню.
Естественно, что после такой ночи мы продрыхли часов до трех, а проснувшись разбрелись ко куда.
Я высмотрел гору повыше и поближе, и решил подняться насколько получится.
Здесь, в Приполярьи, вертикальные зоны совсем невелики. Крупные деревья поднимаются совсем невысоко, метров на двести, триста над рекой, затем лес мельчает, остаются практически одни перекрученные березки с преобладанием карликовой. Из тайги попадаешь в тундру. Потом и карликовая березка, постепенно мельчай, пропадает совсем. На пологой вершине растут мох, низкая жесткая трава, да повсюду виднеются песчаные выходы, отдельные валуны, или причудливые выветренные скалы.
В более низких междугорьях иногда встречаются роскошные «альпийские» луга с высокой травой и яркими «не северными» цветами. Казалось бы, что это рай для различных диких травоядных: оленей, лосей, коз, косуль. Но я их не только не видел, но и не обнаружил следов их присутствия.
В тусклую, не солнечную погоду видимость невелика и дальние хребты гор синеют вокруг нечеткими силуэтами. Зато Кожим виден отчетливо. Виден и наш лагерь, и больше никого. Тишина, покой и задевающие за голову медленно плывущие облака.
В такие места, видимо, и надо ходить одному: внимание не рассеивается, и начинаешь замечать то, мимо чего прошел бы разговаривая и не приглядываясь и не прислушиваясь к окружающему миру.
Интересно устроена человеческая натура. Вот я поднялся на эту гору, делать здесь вроде бы нечего, но уходить не хочется. Что-то притягательное есть в высоте. Видимо лучше всех это понимают и чувствуют альпинисты. Зачем-то ведь они карабкаются, стараясь залезть повыше.
С чем хорошо на Кожиме, так это с дождями. Очередной вал облаков, перевалив через хребты, принес с Северо-запада мелкий, нудный дождичек и я заспешил вниз, к палатке. Нет более эффективного способа промокнуть, чем двигаться в взвеси из мельчайших капелек воды. Впечатление такое, что не идешь, а плывешь. Чем ниже и ближе к речке, тем капли становились крупнее, и когда я спустился в долину реки, шел вполне нормальный дождь.
Около костра под елкой уже кто-то стоял полураздетый и размахивал над огнем различными частями своей одежды. Этот кто-то оказался Рудольфом, остальные еще где-то мокли в тайге. Следовательно костер нужен большой. Посему, взяв топор, я отправился на заготовку дров. Только выбрал хорошую сушину и начал рубить нижние ветки, как появился Аркадий с пилой. Через полчаса дров было заготовлено на целую ночь.
Известно, что тепло и уют костра, а, может быть, магия мерцающего пламени, вызывают отвлеченные мысли. Вот и сейчас, только успев обсохнуть, Рудольф задумчиво произнес
А что, в такую погоду хариус ловится, или нет? Откликнулся Алексей.
Возьми да попробуй, только не перепутай. Хоть вода сейчас повсюду, но «кораблик» все-таки луче запускать в реке, хотя из-под елки было бы сподручнее.
Ха, в Ялте мы и не в такую погоду лавливали! И Рудольф отважно прямо через мокрые кусты двинулся к реке.
Ладно уж, составлю компанию. И Аркадий исчез в пелене дождя вслед за ним. У костра стало посвободнее. Некоторое время спустя Алексей встал
Знаете, я пожалуй тоже схожу посмотрю, как там у них.
Тем временем почти стемнело, а дождь превратился в мелкую водяную пыль, которая посеребрила все листочки на деревьях и накинула белую, мерцающую в вечернем свете, вуаль на траву и кусты. Мне тоже чего –то не сиделось в тепле костра.
-Пойду-ка и я на речку, посиди здесь одна- обратился я к Лине.
Иди, иди, одной даже лучше, тем более у меня есть, что делать.
Я накинул штормовку и вышел из-под ели. Мелкие каплю тотчас зашуршали по капюшону.
Лес на все явления природы реагирует по-разному. Сейчас ощущалась тихая умиротворенность. Чувствовалась расслабленность как у человека, который хорошо поработал и теперь не спеша пьет чай. Все дневные заботы и волнения позади, ему уютно, сидя в кресле перебрасываться с собеседником простыми, односложными фразами.
Стараясь как можно меньше задевать набухшие от влаги ветки, я вышел к реке. Вода в перекате, в тон этому общему настроению, звучала приглушенно и мягко и почти сливалась с пологим галечным берегом. Через серебристую дымку то ли тумана, то ли дождя, силуэты моих товарищей казались неправдоподобно большими и зыбкими. Когда я приблизился метров на десять, из этой полупрозрачной массы как бы вынырнула и сразу стала четкой и знакомой фигура Рудольфа. Он сосредоточенно шагал, удерживая мотовило. Сразу же стали видны и ближайшие мушки, скачущие по воде.
Ну что?- спросил я.
Ловится только на утопленную мушку. Вот сейчас я пойду обратно по перекату, тогда и поглядим.
До мощной струи воды, срывающейся из порожка между нагромождений из крупных камней, оставалось метров десять.
Рудольф подвел «кораблик» почти к самой быстрине, подержал его там минуту, другую и повернул обратно вниз по течению. Скорости пешехода и течения практически сравнялись, и поводки почти вертикально ушли в воду. Тут же резко дернулся и стал совершать разнонаправленные движения дальний поводок
Ага, попался, воскликнул Рудольф! Но тут же дернулся ближний поводок и из воды почти на метр выскочил крупный хариус Сизая дымка, застилавшая берег, над водой была значительно прозрачней и весь процесс был отчетливо виден.
Сейчас сниму – сказал я, и стал перебирать леску руками, одновременно зайдя в воду. Хариус бушевал во всю. Выпрыгивал из воды, бросался из стороны в сторону, но леска неуклонно тянула его ко мне. Наконец я схватился за поводок и, удерживая основную леску на сгибе локтя, поднял хариуса над водой.
Вот оно, основное противоречие в человеке: с одной стороны альтруизм, любовь к природе и ……. , с другой- добыча!
Такие они хариусы
Вот он, хариус, бьется на леске, и мне его ни чуть не жаль. Даже наоборот, доставляет удовольствие чувствовать его трепет в своей руке, сжимать жаберные крышки, выдергивать крючок и затем, размахнувшись, выбрасывать далеко на берег, чтобы он не упрыгал обратно, пока не подберу его я, или мои товарищи….
Пока возился одним , к нему присоединилась еще пара. Какой уж тут дождь, какой костер, когда ловится такая рыба!
Нашей целью на этот поход было подняться по Кожиму километров на сто, до рудника Пиленгичей, сделать там переволок и по реке Балбанью спуститься до железной дороги.
Сначала снег, а потом Потапов Плес, да и просто более медленная, чем запланированная, скорость подъема, определяемая отсутствием опыта передвижения по быстрым, порожистым речкам, показали, что план наш невыполним за то время, которое мы имели. Потому, посовещавшись решили, что поднимемся на сколько возможно, а потом скатимся обратно по Кожиму.
Принятое решение сразу сбавило темп передвижения вверх. Теперь «бурлаки» могли себе позволить позабавляться с « корабликом», а охотники стали более свободными, так как знали, что лодки далеко не уйдут.
Вообще-то это практически оптимальное решение для режима активного отдыха: все время при деле, без спортивной «оголтелости»- давай километры любой ценой, без излишнего «напряга». Теперь дождевые заряды мы пережидали под елками, становились на ночлег пораньше и не чувствовали над собой этого вечного «надо».
Мне такой режим понравился - появилась возможность лучше присмотреться к окружающей природе, что-то записать в блокнот, поразмыслить о … Здесь я впервые после школы опять стал писать стихи, захотелось найти точные, простые и выразительные слова и фразы, созвучные с этой, задевающей душу, природой.
Я не знаю, может быть это и тривиальные мысли, но для меня каждая местность имеет свой характер. Во многом он определяется внешней формой, но есть и нечто другое, которое в переводе на человеческие мерки можно назвать добротой, злостью, строгостью, простотой и еще многими, многими понятиями и оттенками понятий о характере.
Наиболее комфортно и уютно я чувствую себя на рязанщине с ее мягкой, лиричной природой. Она для меня мать. По-приятельски обращаюсь я и с северной природой, но всегда несколько настороженно. Приятель-то она приятель, однако всегда может взбрыкнуть, о чем время от времени и напоминает.
Здесь, между гор, у быстрой, порожистой речки я чувствую себя в гостях, причем красавица-хозяйка никак не проявляет своих чувств, она просто доброжелательно-снисходительна. Она замечает меня только до тех пор, пока я тут. У нее свои заботы, стремления, волнения. Ты же гость, пришел и ушел…
Но ведь стихи пишутся не только матери, женщинам их пишут тоже, точнее в основном им. Матерям сыновья любовь и забота достаются значительно реже. Так уж устроена наша, человеческая натура: хуже всего относимся к тем, кто нас любит и кто через любовь беззащитен.
Потапов плес действительно стал для нас вехой. После него мы сделали всего два «ленивых» перехода. Река стала значительно меньше, долина сузилась, местность стала менее интересной и возник вопрос, а зачем мы вообще туда идем, если не собираемся осуществлять переволок?
И мы погрузились в байдарки и пустились вниз по течению.
Может быть это решение и правильное и разумное, но …
Почему-то он, этот обратный путь, вызывает у меня ассоциацию с отступлением.
Все то, что было пройдено с трудом, ногами, с байдарки мелькает как кадры в кино. Весь путь-то в десяток ходовых часов. Даже для малоопытных нас Кожим, как сплавная речка, каких- либо трудностей не представил.
