В будке обходчика - форменный жар,
Пустыня от калорифера.
Пьём обжигающий липовый взвар,
И липнут ворсинки свитера.
"Ну как там, Лизка, небось детей
Нарожала полнý деревню?"
"Да что ты, дедушка, двадцать ей!"
Препираться с ним бесполезно.
Дед - путевой обходчик,
Но он всё не вымирает.
Нет, всё вокруг вымирает, точно,
А он ходит и надзирает
Окрестность узкоколейки
У безвестной одной деревни.
Листочек осенний, цепкий
Прилип за окном. Исчезнет,
И он, ну и все другие,
С портретов смотрящих к нам.
В будке уже погребли их,
Пусть выпустил даже хам
Указания, распоряжения
И кучу цепных волчат.
Капли жуткого напряжения
В дожде за окном стучат:
Им, хрясть,- и ломают спины,
Москва-то здесь далеко.
Здесь хлебом прожить единым,
Картошкой и молоком.
А старенький телевизор,
Он в тёмном углу бурчит:
"...Обама, ...ракеты, ...вызов".
Дед фыркнет и замолчит,
Уставится в калорифер,
В спирали округлый бок,
Который всю ночь горит нам.
"Что, дедушка, есть ли Бог?"
Очнётся, посмотрит прямо
В меня через нить огня,
Да просто предложит яблок -
Набрал, мол, при свете дня.
"Пора уж на боковую.
Ну, ты-то, опять к себе?
В Москву свою, растакую,
Где правят железный бес,
Да нефть, да большие деньги,
Где борзо и тяжело?
У нас будут выть метели,
Царапать, внучёк, в стекло.
Но солнце намного ближе,
Живее оно горит.
А птицы поют на крыше,
Весь наш отпевают стыд.
Тебе там, конечно, лучше,
Чего тут сидеть в глуши!
Но ты уж, как будет случай,
Мне что-нибудь напиши."
Завозится старый с ложкой,
Чай, звякнув, допьёт до дна.
И вроде, всё так не сложно,
И вроде, судьба одна,-
Подумаю, засыпая,
Смотря на обоев край.
Бог видит, я точно знаю,
Весь этот нехитрый рай.
И сверху он охраняет
И домик, и деда в нём.
Осенний мой день растает,
Заполнив внутри огнём.
Олег Гришин
