Смерть не любит смертолюбов
Смерть не любит смертолюбов,
Призывателей конца.
Любит зодчих, лесорубов,
Горца, ратника, бойца.
Глядь, иной из некрофилов,
С виду сущее гнилье,
Тянет век мафусаилов —
Не докличется ее.
Жизнь не любит жизнелюбов,
Ей претит умильный вой,
Пухлость щек и блеск раструбов
Их команды духовой.
Несмотря на всю науку,
Пресмыкаясь на полу,
Все губами ловят руку,
Шлейф, каблук, подол, полу.
Вот и я виюсь во прахе,
О подачке хлопоча:
О кивке, ресничном взмахе,
О платке с ее плеча.
Дай хоть цветик запоздалый
Мне по милости своей —
Не от щедрости, пожалуй,
От брезгливости скорей.
Ах, цветочек мой, цветочек!
Отказаться разве? Но
В самой длинной из цепочек
Ты последнее звено.
Под тобою — только почва,
Гниль и камень, черный цвет,
За каким — я знаю точно —
Ни тепла, ни света нет.
Ах, цветочек мой прекрасный!
Чуя смертную межу,
В день тревожный, день ненастный
Ты дрожишь — и я дрожу,
Как наследник нелюбимый
В неприветливом дому
У хозяйки нелюдимой,
Чуждой сердцу моему.
2001
Other author posts
Если б я не боялся тюрьмы и сумы
Если б я не боялся тюрьмы и сумы, И новейшей чумы, и ближайшей зимы, Пьяной стычки, прилипчивой клички, Или будущей тьмы, цепенящей умы, —
Он обязательно придет
Он обязательно придет, Какой-нибудь другой, Самовлюбленный идиот, Восторженный изгой,
Рубайят
Я не делал особого зла, вообще говоря, Потому что такие дела, вообще говоря, Обязательно требуют следовать некой идее, А идей у меня без числа, вообще говоря
Шинель
Запахнет Ленинградом, и дождик покропит За дедовским фасадом укрылся общепит Возьму я вермишели, привычной и простой «Мы вышли из шинели»,- обмолвился Толстой