Достигай своих выгод, а если не выгод,
То Небесного Царства, и душу спасай…
Облака обещают единственный выход
И в нездешних полях неземной урожай,
Только сдвинулось в мире
и треснуло что-то,
Не земная ли ось,-
наклонюсь посмотреть:
Подозрительна мне куполов позолота,
Переделкинских рощ отсыревшая медь.
И художник-отец приникает
к Рембрандту
В споре с сыном-поэтом и учится сам,
Потому что сильней, чем уму и таланту,
В этом мире слезам надо верить, слезам.
И когда в кинохронике
мальчик с глазами,
Раскалёнными ужасом, смотрит на нас,
Человечеством преданный и небесами,-
Разве венчик звезды его жёлтой погас?
Видит Бог, я его не оставлю, в другую
Веру перебежав и устроившись в ней!
В христианскую? О, никогда, ни в какую:
Эрмитажный старик не простит мне,
еврей.
Припадая к пескам этим жёлтым
и глинам,
Погибая с тряпичной звездой на пальто,
Я с отцом в этом споре согласен,-
не с сыном:
Кто отречься от них научил его, кто?
Тянут руки к живым обречённые дети.
Будь я старше, быть может,
в десятом году
Ради лекций в столичном университете
Лютеранство бы принял, имея в виду,
Что оно православия как-то скромнее:
Стены голы и храмина, помнишь? пуста…
Но я жил в этом веке —
и в том же огне я
Корчусь, мальчик,
и в небе пылает звезда…
1996