Лишь живучесть животной злобы
В лонах приисковых
Выискалась средь взоров изподлобых
Голодных. Репрессивных при исковых...
Привеском их к сибирским каменоломням
И золоторудным холодным кладбищам,
Вещам к вшивым и ногам, коим
Нет житья от тифозных язв,
Машинным условиям человечьего бытия,
Бесконечного времени... Быт битья,
Утомления и сокрытия.
Эссенция — надрыв. Яма
ума и желудка язва.
Спящий не бежит со вскрытия;
Жизнь — на промерзшей дороге рытвина,
Заполняемая шинами воронья.
Выживания приступ и бессилия —
Следствия стукачества и вранья.
Сколько благолепия, судьба чья
Собачья скрючилась от сволочья.
Дешевка-наряд и терапия шоковая
От вранья ради пребывания
Средь тепла больничного рая.
Только баланда злобы и равнодушия,
Вечной весны и мая краюшка черствая,
Черная сказка русская, муха — беспомощная,
Но трепещущая, а паутины нить паучья...
- Быть может, палец человечий
Ту паутину разорвет,
Меня сомнет и искалечит —
И все же на́ небо возьмёт.
Немолчные в тиши беззвучны,
Мысли замерзших так тягучи,
Но смоль без сладости — их мед.
На тропке узкой пса не обойдет:
Логоса сие входит в объем.
Логика немой бытийной гаплологии.
И на свободе — несвободен,
Всё гостя у замочной ждет.
- Меня простит за аналогии
Любой, кто знает жизнь мою,
Почерпнутые в зоологии
И у рассудка на краю.
И у рассудка на краю.