Вера Павлова

Испуганное, слепое
не вспомнится, не приснится
юности средневековье,
ее костры и темницы,

Если ветки сгибаются под тяжестью цветов,
что же с ними сделает плодоношенье?
Снег? Гнезда? Тот, кто всегда готов,
никогда не возьмет на себя решенье,

Толстые икры правителей,
дам кружева и локоны…
Лучшее, что я видела
в музеях, — деревья за окнами.

Что гражданин достаёт из штанин?
Руки его пусты.
У меня на земле один
соотечественник — ты.

Подарил мне жизнь.
Чем отдарюсь?
Стихами.
Больше у меня ничего нет.

Путешествовать, выбирать
место, в котором умирать,
возвращаться, не узнавать
место, в котором выживать.

Граница — синяк.
Её расширение — шишка.
Здорово, земляк!
Что слышно из дому, братишка?

Долго ли бояться высоты,
мяться на пороге мироздания?
Пояс Ориона — три звезды
над стихотвореньем без названия.

на песке необитаемого острова
на стенах камеры смертников
ногтями на крышке гроба
проснувшись под землёй

Тринадцать дней — и новый год
состарился. С каким злорадством
я волокла на свалку ёлку!
Ну-с, кто из нас вечнозелёный,

Наконец-то повезло!
Неужели наяву?
Понимаешь с полусло,
подпеваешь с полузву,

Играли в четыре руки
сломали три ногтя
твой
и два моих