Здесь я и живу

Итак, жили-были два таких друга, два таких друга, каких и на свете-то не бывает.

А дружба их была давняя.

Еще позавчера гном Хёрбе и леший Цвоттель решили никогда в жизни не расставаться.

Вот и сейчас они сидели рядышком, окруженные Дитрихом Корешком,

Кайлем Хромоножкой,

Сеффом Ворчуном и трусишкой Лойбнером.

На большом камне был разложен обед.

– Ничего нет вкуснее брусничного варенья! – приговаривал, облизываясь, леший Цвоттель.

После обеда все отправились по домам.

На лужайке Дитрих Корешок и Кайль Хромоножка попрощались и пошли в свою сторону, а Сефф Ворчун с трусишкой Лойбнером, помахав рукой, свернули к своему дому.

Хёрбе повел своего лучшего друга лешего к зарослям клюквы.

– Вот здесь я и живу,

Цвоттель, – сказал гном.

Леший огляделся по сторонам.

– Не морочь мне голову, – обиделся он. – Здесь только заросли клюквы, еще какие-то кусты.

Вроде папоротник.

Вон камень.

Ручеек из-под него вытекает.

И все.

Никакого дома нет.

– Гномы не такие простаки, чтобы строить дома у всех на виду! – рассмеялся Хёрбе. – Попробуй найти его сам.

– Это я мигом! – похвастал леший. – От меня ничего не спрячешь.

Постепенно стемнело.

Последние лучи низкого солнца сквозили по стволам деревьев.

Синие тени лежали на желтых дорожках.

Леший Цвоттель раздвинул золотистые стебли папоротника и просунул между ними голову.

– Холодно! – закричал гном.

– А там? – Цвоттель показал рукой на заросли клюквы.

– Еще холоднее!

Леший кинулся к орешнику.

– Уж здесь-то наверняка.

Угу.

Больше негде.

Хёрбе хохотал уже вовсю.

– Напрягись,

Цвоттель.

Не то совсем замерзнешь!

Леший совсем сбился с ног.

Он раздвигал кусты, протискивался в самые густые заросли, совал нос в мышиные норки.

Все напрасно!

– Слушай, гном, – рассердился он, – если бы я не был уверен, что ты мой лучший друг, сто раз плюнул бы на все это дело.

И он снова принялся за поиски.

Вдруг Хёрбе закричал:

– Горячо!

Горячо!

Смотри, не спали свой хвост, леший!

Цвоттель взъярился:

– За дурачка меня принимаешь, гном?

Это же всего-навсего куча хвороста!

– Ты так считаешь? – хитро усмехнулся Хёрбе. – Гляди!

И он раздвинул ветки.

Вот он, дом!

Аккуратно сбитый из дощечек, а крыша крыта ветками.

– Ого, какой дом! – изумился Цвоттель. – А крыша-то, крыша!

Золотая, как осенние листья!

Не знал еще леший Цвоттель, что крыши гномьих домов, как и их шляпы, меняют цвет по временам года.

Осенью они – золотые, зимой – белые, летом – зеленые, а весной – голубые.

Не знал, не ведал этого Цвоттель.

Но ничего, ему еще много интересного предстоит узнать.

Добро пожаловать!

Никогда еще Цвоттелю не приходилось бывать в доме.

Да и дом-то он видел впервые в жизни.

Осторожно, на цыпочках он вошел следом за гномом.

Затаив дыхание, обошел всю комнату.

Ну и ну!

Вот странности!

– Добро пожаловать, друг леший! – гостеприимно развел руками Хёрбе. – Будь как дома.

Располагайся.

У меня просторно – обоим места хватит.

А я пока сварю кашу.

Не возражаешь?

Как это Цвоттель мог возражать, когда он и в глаза никогда каши не видел!

Да что каша!

Здесь и без нее полно всяких непонятностей.

Леший прислонился к двери и решил хорошенько осмотреться.

Обо всех этих штуковинах, наставленных на полу и навешанных на стены, он и понятия не имел.

Не знал он, что стол – это стол, стул – это стул, а шкаф – это шкаф.

С любопытством оглядывал полку с глиняными горшками, окно, подоконник, кровать, хлебный ларь.

А что это такое?

Громадина.

Полкомнаты занимает.

В каменном брюхе у нее три железные двери.

Справа большая, а слева две маленькие, одна над другой.

Хёрбе распахнул обе маленькие дверцы.

В верхнюю сунул несколько поленьев.

Вытащил из-под шляпы кремень и трут.

Высек искру.

– Стой! – всполошился Цвоттель. – Вспомни про хворост над головой.

Сейчас как полыхнет!

– Не бойся, леший.

Это я печку растапливаю, – объяснил гном и сунул тлеющий трут в нижнюю дверцу, подлежащие на решетке поленья.

Потом надул щеки и стал раздувать огонь в печи.

Вот уже и затрещали дрова.

– Слышишь, как весело потрескивает? – сказал Хёрбе.

Он подбросил еще дровишек, потом закрыл верхнюю дверцу.

А нижнюю оставил чуть приоткрытой.

– Запоминай, леший, – учил он Цвоттеля. – Нижняя дверца – это поддувало.

Огню нужен воздух.

Тогда он по-настоящему разгорится.

– И останется внутри, в этом белом ящике? – опасливо спросил Цвоттель.

– Куда же он денется?

Разгорится, согреет печку.

А печка – комнату.

И плита раскалится.

Тогда и кашу можно на ней сварить.

– А дым нам глаза не разъест?

– Дым через дымоход уйдет на улицу.

Отличную печку сложил Мёллер Печник.

– Мёллер?

Печник?

– Ну да, печник.

И каменщик.

А еще трубочист.

Два раза в год он обходит все дома в Ближнем лесу и прочищает дымоходы.

Весной и в начале зимы.

Мёллер Печник – надежный работник, – сказал Хёрбе и принялся варить кашу.

Загогулина

Самая густая каша получается из муки буковых орешков.

Самая сладкая каша – на ежевичном сиропе.

Самая душистая – если ее заправишь лепестками арники.

Самая жирная – от столовой ложки орехового масла.

И самая красивая каша получается, когда ее украсишь веточкой сушеной мяты.

– Готово!

Садись есть, леший.

Хёрбе достал с полки две тарелки, наполнил их горячей кашей и поставил на стол.

– Вот тебе ложка, леший.

Цвоттель обнюхал непонятную деревянную штуковину и подозрительно спросил:

– Для чего эта загогулина?

Хёрбе рассмеялся.

– Я же тебе сказал,

Цвоттель, это ложка.

Зачерпывай ею кашу и отправляй в рот.

Вот так, понятно?

– Ха! – воскликнул Цвоттель. – Нужна мне твоя загогулина!

Да мой язык получше любой загогулины.

Лешие не зачерпывают.

Они вылизывают.

Гляди!

Гном не успел и ахнуть, как леший Цвоттель сунул кончик языка в самую середку горячей каши.

– А-а-а! – завопил леший, хватаясь лапой за обожженный язык.

Он просто ошалел от неожиданности.

Ни разу в жизни не пробовал он ничего вареного, а тем более горячей каши.

Гному стало его жалко.

– Попробуй все-таки ложкой,

Цвоттель, – сказал он мягко. – Зачерпни для начала немного и подуй, чтобы каша остыла.

Цвоттель опасливо глядел на дымящуюся кашу.

Не лучше ли нарвать ягод?

И сыт будешь, и язык не обожжешь.

Наконец он решился, копнул ложкой кашу и долго-долго дул на нее, разбрызгивая по столу.

Потом осторожно сунул ложку в рот.

И застыл, зажмурился.

– Ну, как,

Цвоттель? – нетерпеливо спросил Хёрбе.

Цвоттель сморщил нос, открыл один глаз, потом второй.

Облизнулся.

– Да-аа, – сказал он, – вот, значит, что такое каша.

Ничего.

Сладкая.

Если бы еще не была такой горячей.

После третьей ложки леший вошел во вкус.

Он быстро опустошил тарелку.

Орудовать ложкой он умел еще плохо и весь заляпался.

Клочья каши висели на его животе.

– Надень-ка фартук, леший, – сказал Хёрбе. – Смотри, как ты извозился.

– Не смеши меня, гном! – воскликнул Цвоттель. – Лешие не носят фартуков.

А с кашей они расправляются по-своему.

И леший Цвоттель быстро и ловко стал слизывать с себя кашу.

Язык его так и ходил по лохматой шерсти живота и лап.

Через минуту он сидел гладенький, прилизанный и чистенький.

Ни крошки каши не осталось нигде.

– Вот так-то, гном!

Учись! – сказал довольный и сытый леший.

Пора и вздремнуть

Опорожнив свою тарелку, леший Цвоттель заглянул в горшок на плите.

Там оставалось еще чуть-чуть.

И он быстро дочиста выскреб остатки каши.

Хёрбе подвинул ему свою тарелку.

– Не стесняйся,

Цвоттель, – сказал он. – Я уже наелся.

Леший расправился и с кашей гнома.

Потом с сожалением поглядел на пустые тарелки и вздохнул.

– Лешие едят больше всех на свете, – с гордостью сказал он, – не веришь?

Давай побольше хлеба и брусничного варенья.

Тогда увидишь, как я могу есть по-настоящему.

Хёрбе пошел в кладовку и принес полковриги хлеба и банку варенья.

В комнате стало совершенно темно.

Гном снял с гвоздика фонарь.

Зажег фитиль.

Леший с любопытством наблюдал, как прыгает в фонаре язычок пламени.

– Гном, ты волшебник, – сказал он восхищенно. – У тебя есть домашнее солнце.

При свете фонаря они резали хлеб крупными ломтями и намазывали на него брусничное варенье.

Цвоттель ел за двоих.

– Понимаешь,

Хёрбе, – толковал он, – у леших такой большой живот, что его не так просто наполнить.

Цвоттель зевнул, потянулся.

Глаза его стали слипаться.

Он устал от впечатлений и от еды.

Хёрбе набил матрац мягкой травой, положил его на пол утеплой печки, накрыл простыней.

Вынул из шкафа подушку и одеяло из мышиной шерсти.

Постель для лешего готова.

Всю жизнь леший провел в лесу, спал под кустом на свежем воздухе.

И вот сейчас, в первый раз, он улегся в настоящую постель под настоящей крышей.

Хёрбе заботливо укрыл его и сам нырнул под одеяло.

Но леший все не мог заснуть.

Он ворочался, кряхтел и наконец сказал:

– Эй, гном!

Ты спишь?

– Что ты хочешь,

Цвоттель? – откликнулся Хёрбе.

– Я, пожалуй, пойду спать на улицу, под папоротники.

– Тебе здесь плохо, леший? – расстроился Хёрбе.

– Что ты, что ты, гном, просто я ужасно храплю во сне.

Боюсь, ты не сомкнешь глаз до утра.

Хёрбе засмеялся.

– Не волнуйся,

Цвоттель, что-нибудь придумаем, – сказал он и надвинул шляпу на самые уши.

– Ладно, – вздохнул леший, – но учти: если не заснешь сегодня ночью, пеняй на себя.

– А?

– Я говорю: не заснешь – пеняй на себя! – повысил голос леший.

– Что?

– Оглох ты, что ли? – закричал Цвоттель и, набрав в легкие побольше воздуху, гаркнул: – Не заснешь – пеняй на себя!

Гном показал рукой на свою шляпу.

– Под этой шляпой, леший, я ничего не слышу.

Можешь храпеть, что есть мочи, – сказал он и повернулся на другой бок.

Через несколько минут Хёрбе спал крепким и сладким сном.

Всем, всем, всем – доброе утро!

Ночь была на исходе.

Гном мирно посапывал в своей кровати.

Леший громко храпел в своем углу.

На рассвете, когда Хёрбе проснулся и по привычке сдвинул шляпу на лоб, его оглушил жуткий грохот.

Он поскорей снова спрятал уши под шляпу и огляделся.

Утреннее солнышко уже заглянуло в комнату.

На полу золотистыми оладышками лежали солнечные блики.

В темном углу, куда еще не добрались утренние лучи, храпел во всю мочь леший Цвоттель.

Но теперь уже гном не слышал его ужасного храпа.

Зато видел, как леший надувает щеки, вытягивает дудочкой губы и выдыхает, будто хочет погасить разом дюжину свечей.

Занавески на окнах взлетали, как от урагана, тарелки и горшки на полке подпрыгивали, щетки и веники на полу скакали, как сумасшедшие.

Ну и храп!

– Здоровый сон! – засмеялся Хёрбе. – Он так крепко спит, что даже собственный храп ему не мешает.

Он решил, пока спит леший, сбегать за водой.

Взял ведро, вышел на порог и лицом к лицу столкнулся с трусишкой Лойбнером.

Тут же собрались и другие соседи – Дитрих Корешок,

Кайль Хромоножка,

Сефф Ворчун,

Старина Цимприх и Плитке

Кхе. – Доброе утро!

Что это вы собрались в такую рань, уважаемые соседи? – удивился Хёрбе.

Гномы махали руками, взволнованно перешептывались.

Хёрбе ничего не мог разобрать.

– Говорите, пожалуйста, погромче, – попросил он.

Дитрих Корешок сложил руки рупором и что-то закричал.

Он просто надрывался, но Хёрбе ничего не услышал.

– Ты что,

Дитрих, потерял голос?

Тут трусишка Лойбнер похлопал себя по уху.

Только тогда Хёрбе вспомнил, что шляпа напялена у него по самые уши.

Он сдвинул ее на затылок и наконец услышал.

– Что у тебя случилось? – спрашивал Старина Цимприх.

– Кх-кх-кхе, – покашливал Плишке. – Ты почему молчишь?

Хёрбе растерянно глядел на соседей.

– Ничего не понимаю, – пожал он плечами. – С чего это вы всполошились?

– Нас позвал Лойбнер.

Он первый услышал, – проворчал Сефф.

– И что же он услышал? – продолжал недоумевать Хёрбе.

– Вот это! – И Лойбнер с ужасом показал пальцем на кучу хвороста, наваленную поверх дома Хёрбе.

Хворост сотрясался, и из-под него несся ужасный храп лешего.

Трусишка Лойбнер буквально обмер и прошептал:

– Так может рычать только Плампач!

– Плампач? – расхохотался Хёрбе. – Это же…

Он не успел договорить, как храп внезапно прекратился, и на пороге показался взлохмаченный леший.

Он тер глаза и зевал во весь свой лягушачий рот.

– Вот это да! – воскликнул он. – Все уже проснулись.

Тогда всем, всем, всем – доброе утро!

Брусничное варенье

Дитрих Корешок,

Кайль Хромоножка,

Сефф Ворчун и трусишка Лойбнер уже были знакомы с лешим.

Хёрбе познакомил его с остальными соседями и рассказал, как Цвоттель спас его в Дальнем лесу.

– Теперь леший Цвоттель будет жить со мной, – сказал Хёрбе. – Мы с ним друзья на всю жизнь.

– Кхе-кхе-кхе, – прокашлял Плишке, – вот оно что.

А Хёрбе улыбнулся и сказал:

– Приглашаю всех в воскресенье в гости.

Будет кофе с пирожными.

Всем эта идея пришлась по вкусу.

Только Сефф, по обыкновению, проворчал:

– Вам бы только веселиться.

А кто работать будет?

Но на его ворчание никто и внимания не обратил.

Гномы давно уже к этому привыкли.

– Решено, – сказал Старина Цимприх. – Жди нас всех в воскресенье.

– До встречи, – попрощались гномы и отправились по своим делам.

– А мы чем займемся? – спросил леший Цвоттель.

– Сначала позавтракаем, а потом сварим, пожалуй, брусничное варенье, – сказал Хёрбе и отправился в кладовку.

Они позавтракали хлебом с маслом из ягод шиповника.

Напились сладкого чаю, заваренного на сушеных листьях земляники, и принялись за дело.

Хёрбе раздул пожарче огонь в печи.

Поставил на плиту горшок с брусникой и залил ее сахарным сиропом.

– А дальше что? – заинтересовался Цвоттель.

– Будем варить, пока не загустеет.

А чтобы не пригорело, нужно слегка помешивать.

– Лапами? – спросил леший.

И уже собрался запустить свою лохматую лапку в кипящий горшок.

– Осторожно,

Цвоттель!

Обожжешься! – вскричал Хёрбе.

Он достал из шкафа две длинные деревянные ложки.

Повязал клетчатый фартук и Цвоттелю дал такой же.

– Когда варишь варенье, фартук необходим, – строго сказал он.

– Ну, если это нужно для варенья, лешие согласны носить фартук, – вздохнул Цвоттель.

Работа кипела.

Гном стоял по одну сторону плиты, леший – по другую.

Они вовсю помешивали варенье длинными ложками.

Хёрбе – слева направо,

Цвоттель – справа налево.

Ни быстро, ни медленно.

И старательно.

Чтобы не сбиться с ритма,

Цвоттель напевал:

Варю-варю варенье.

Ви-ву-ви-ву-варенье.

Поме-поме-помешивай,

А потом поешь его!

Варю ви-ву-варенье.

Варю на воскресенье.

Время от времени Хёрбе подбрасывал в печь дровишек.

Варенье в горшке булькало, темнело и густело.

По комнате разносился сладкий аромат.

– Поскорей бы это варенье сварилось, – нетерпеливо приговаривал леший. – Если оно даже наполовину такое вкусное, как и ароматное, представляю, какая будет вкуснятина!

Он смахнул левой лапой пот со лба прямо на плиту, и та угрожающе зашипела.

– Слушай,

Цвоттель, – предложил Хёрбе, – давай сбегаем по очереди к ручью освежимся.

– Хорошая идея! – подхватил леший. – Только, чур, первым пойду я.

А ты тут мешай за двоих.

Он положил ложку на стол и шагнул за дверь.

В следующее мгновение Хёрбе услышал его испуганный вопль и бросился на помощь.

Два смельчака

У входа в дом Цвоттель нос к носу столкнулся с черным как смоль страшилищем.

Незнакомец был черным с головы до ног, даже лицо у него было чернее черного.

Оба они, леший и незнакомец, уставились друг на друга.

Вместо по-осеннему пестрой веселой шляпы, какую носят гномы, на голове у незнакомца торчало ведро.

Весь он был обвешан неизвестными лешему штуками.

На нем, как на новогодней елке, висели лестница, канат, цепь с чугунным шаром, большая лохматая кисть.

И все черное-пречерное.

Зато глаза этого чудища так и сверкали на черном лице.

Цвоттель уже собрался дать стрекача, как на пороге появился Хёрбе.

Он глянул на черного незнакомца, на струсившего лешего и расхохотался:

– Ха-ха-ха!

Два смельчака!

Разрешите вас, герои, познакомить.

Это Цвоттель, леший из Дальнего леса, мой лучший друг.

А это, – он указал на черного незнакомца, – Мёллер Печник.

– А почему он такой черный?

Разве бывают черные гномы? – спросил Цвоттель.

– Потому что я чищу трубы, – объяснил Мёллер. – От сажи не станешь белее.

Но вижу, у вас мне делать нечего.

Печка топится хорошо.

Дымок так и вьется из трубы.

– Мы варим брусничное ви-ву-варенье! – гордо объявил Цвоттель.

– Вот оно что! – покивал головой Мёллер. – Тогда я, пожалуй, гляну на печь, раз уж пришел.

Мёллер снял с плеча лестницу, а Хёрбе хотел было ему помочь.

Но Цвоттель схватил его за рукав и зашептал:

– Послушай, гном, будь другом, помешай варенье сам.

Очень уж мне хочется глянуть, как Мёллер Печник чистит трубу.

– Ладно, – согласился Хёрбе, – сам управлюсь.

Он вернулся в дом и принялся опять помешивать варенье.

А Мёллер тем временем приставил к стене дома лестницу.

Цвоттель недоверчиво разглядывал ее.

– Ты что,

Цвоттель, никогда лестницы не видел? – спросил Мёллер. – По ней мы с тобой заберемся на крышу.

– Лешие обходятся без лестниц, – тихонько пробурчал Цвоттель и продолжал наблюдать за Мёллером Печником.

А ют осмотрел трубу и опустил в нее чугунный шар на цепи.

– Все забито сажей, – пробормотал Мёллер. – Придется хорошенько прочистить.

Он несколько раз приподнял и опустил цепь.

Чугунный шар погромыхивал в трубе.

– А теперь,

Цвоттель, берегись, сейчас сажа вылетит!

В трубе загремело, будто туда обрушилась лавина камней.

И вдруг наружу вырвалось громадное облако сажи.

Цвотгелю показалось, что поднялась метель.

Хлопья снега, только совершенно черного, засыпали его.

Пу-омоги!

Брусничное варенье сварилось.

Оно было в меру сладким, в меру горьковатым, в меру кисленьким и в меру ароматным.

Оставалось перелить варенье в приготовленные заранее банки.

Не так это просто – лить горячее варенье.

Но Хёрбе справился легко и даже не закапал скатерть.

– Ну, вот, с вареньем покончено, – удовлетворенно сказал он и крикнул: – Эй,

Цвоттель!

Иди пробовать!

Никто не ответил.

Куда же он запропастился?

Мёллер давно закончил работу и ушел.

– Тут что-то не так, – забеспокоился Хёрбе и выбежал во двор.

До него донесся голос Цвоттеля.

Но звучал он глухо и как бы издалека.

– Х-ё-р-б-е,

Х-ё-р-б-е!

Пу-у-у-моги-и! – прилетело откуда-то сверху.

Гном поднял голову.

И – о, ужас! – из трубы торчали лапы лешего.

Да еще его лохматый хвост.

– Х-ё-р-б-е, п-у-у-моги-и! – доносилось из глубины дымохода.

Хёрбе не растерялся.

– Не бойся,

Цвоттель, я тебя вытащу! – крикнул он и побежал за лестницей.

Через минуту гном был на крыше.

– Спокойно,

Цвоттель, спокойно, – приговаривал он. – Я тебя не оставлю.

Хёрбе ухватился за лапы лешего и, что было силы, потянул.

Не тут-то было!

Цвоттель застрял крепко.

– Ничего не поделаешь, леший, – сказал Хёрбе, – придется тебя пропихнуть вниз.

– Ой-е-ей! – глухо вопил леший. – Я бою-у-усь!

– Ничего не поделаешь,

Цвоттель, сожмись и падай!

Хёрбе обеими руками уминал лешего, проталкивая его в трубу все глубже и глубже.

– Эй, – хрипел Цвоттель, – поосторожнее там!

Мало-помалу леший с шуршаньем и треском протискивался внутрь дымохода.

Сначала виднелись его ступни, потом кончик хвоста.

Но вот он исчез полностью.

– Благополучного приземления, леший! – крикнул Хёрбе и быстро спустился с крыши.

Отличная штука!

Гном слышал, как Цвоттель пролетел дымоход и плюхнулся в печь.

Он опрометью бросился в дом и кинулся к печке.

Оттуда не доносилось ни звука.

Хёрбе открыл железную дверцу.

– Цвоттель, откликнись!

Ты жив? – крикнул он.

Тишина.

Гном всполошился: неужто Цвоттель задохнулся в печи?

В этот момент леший звучно и гулко чихнул.

– Будь здоров, миленький Цвоттель! – обрадовался гном.

Леший снова чихнул.

Раз.

Другой.

Третий.

Да так сильно, что печь затряслась.

Наконец леший на четвереньках выполз наружу.

Он был черным с головы до ног.

Чернее, чем Мёллер Печник в свой самый черный день.

Он выглядел ужасно смешно, но Хёрбе нахмурился.

– Что это тебе взбрело в голову лазить в трубу, леший? – строго спросил он. – Глупая затея.

– Ничего глупого! – возразил Цвоттель. – Интересно же, что там внутри?

Мы, лешие, страшно любопытные!

– Но ты же вывозился в саже по самые уши! – воскликнул гном.

– Для лешего это пустяки!

Вылижусь, – откликнулся Цвоттель и принялся вылизывать языком свою лохматую шкуру.

Но не тут-то было.

Язык его почернел, а сажа только еще больше въедалась в шерсть.

Хёрбе покачал головой, полез в чулан и вытащил большой деревянный ушат.

– Вот что нам нужно, – сказал он.

Снова пришлось растопить печь.

На плиту Хёрбе поставил котел с водой.

Когда вода согрелась, он вылил ее в ушат и сказал:

– Залезай,

Цвоттель.

Я тебе покажу, как можно стать чистым, не вылизываясь.

Но Цвоттель вдруг заупрямился.

– Ты что, гном! – кричал он. – Лешего в воду?

Да она для меня слишком мокрая и холодная!

Бр-рр!

– Вода в ушате теплая, – убеждал его Хёрбе. – Можешь попробовать.

Леший поболтал кончиком хвоста в воде, но продолжал упираться.

– Знаешь, гном, мне как-то не по себе.

Давай отложим это до завтра.

Но Хёрбе и слушать не хотел.

И пока леший ходил вокруг ушата, поеживаясь, гном разбежался и пихнул его в воду.

Цвоттель замахал лапами, в ужасе раскрыл рот и тут же нахлебался воды.

– Спасите!

П-у-о-могите! – булькал он.

Хёрбе, не обращая внимания на вопли лешего, схватил жесткую щетку, сделанную из корешков, и кусок мыла.

Одной рукой он крепко держал Цвоттеля за шиворот, а другой тер и тер лохматую его шкуру.

– Не вырывайся,

Цвоттель.

Сейчас будет все в порядке.

И он тер, чистил, скоблил.

Вода в ушате становилась все чернее и чернее.

А шерсть Цвоттеля постепенно приобретала обычный цвет.

Наконец леший стал цвета лешего.

Хёрбе выпустил его из ушата, окатил чистой водой из ведра и закутал в банное полотенце.

Из мохнатого полотенца забавно торчала лохматая мордочка лешего.

Хёрбе заулыбался.

– Ну, сознайся,

Цвоттель, не такая уж это плохая штука – теплая вода, – сказал он.

– Отличная штука! – откликнулся леший.

Потом покосился на Хёрбе и хитро ухмыльнулся: – Пожалуй, придется еще раз слазить в дымоход!

Будьте как дома

Дни пролетали незаметно.

Вот уже совсем немного осталось до ближайшего воскресенья.

В среду Хёрбе и Цвоттель нажарили «хвороста», в четверг напекли лепешек с орешками, в пятницу испекли печенье.

– Хватит ли на всех? – сомневался Хёрбе. – Нас как-никак четырнадцать.

– Четырнадцать? – удивился Цвоттель. – Ты же говорил, что вас тринадцать.

– А ты?

– Ах да, – засмущался леший, – про себя-то я и забыл. – Он подмигнул гному и добавил с хитрой улыбочкой: – Но если считать меня, то рассчитывай на шестнадцать.

Я же ем за троих.

На всякий случай они приготовили еды на семнадцать гостей.

К субботе все было готово.

Они вымели, вычистили, вылизали дом изнутри и снаружи, притащили длинную доску и соорудили из нее скамейку, чтобы все поместились.

Каждое место Цвоттель украсил осенними листьями.

В воскресенье после обеда стали собираться гости.

Первыми пожаловали Дитрих Корешок и Кайль Хромоножка.

За ними потянулись Старина Цимприх,

Плишке

Кхе,

Сефф Ворчун, трусишка Лойбнер.

– Добро пожаловать! – встречал гостей Хёрбе. – Будьте как дома.

Цвоттель и я рады вас видеть.

Каждый пришел со своей чашкой.

Так уж гномы привыкли.

Чашки, горшки, котлы и тарелки делал Старина Цимприх.

Он их лепил из глины особого сорта и хорошенько обжигал по тайному, известному только ему, рецепту.

И посуда получалась на славу – прочная, красивая и вместительная.

Гномы поставили свои чашки на стол рядом с аккуратно разложенными горками «хвороста», печенья и лепешек.

Из кухни доносился аромат кофе и еще каких-то заманчивых кушаний.

– Где же остальные? – проворчал Сефф. – Пора бы и за стол.

– Они специально запаздывают, чтобы дать тебе повод поворчать, – засмеялся трусишка Лойбнер.

Уж он-то хорошо знал ворчливый нрав своего друга.

Недаром они жили под одной крышей всю жизнь.

Тут начали подтягиваться и остальные гномы.

Появился дорожник Длинный Гинцель, который чистил гномьи тропы в Ближнем лесу.

За ним вошел Мёллер Печник, у которого на этот раз на голове было не ведро, а нормальная шляпа обычной осенней расцветки.

– Видишь, – подмигнул он Цвоттелю, – и трубочисты иногда бывают нарядными.

Кузнец Железный Шольце и пасечник Медовый Панкрац тоже принарядились.

А Шольце, который никогда не снимал своего прожженного во многих местах кожаного фартука, надел на этот раз выходной костюм и даже побрился.

– Надеюсь, мы не последние? – прогудел Железный Шольце.

– Нет, нет, – успокоил его Хёрбе. – Но и самые последние тоже уже здесь.

Привет,

Шерстяной Пич!

Добро пожаловать,

Пестрый Хоффман!

Ткач Шерстяной Пич делал такие прочные ткани, что сшитые из них трусишкой Лойбнером куртки и штаны гномы носили всю жизнь.

А Пестрый Хоффман умел выкрасить эти ткани в самые яркие цвета.

И вечно ходил с цветными пятнами на руках и лице.

Праздник Цвитгеля

Итак, все были в сборе.

Хёрбе принес из кухни большой кофейник.

– Надеюсь, что кофе не только хорошо пахнет, но и хорош на вкус, – проворчал Сефф.

– Кхе-кхе, – откликнулся Плишке. – Прежде чем ворчать, ты бы попробовал.

Но вот Хёрбе пригласил гостей к столу.

Гномы с удовольствием принялись за еду.

Хворост» оказался замечательным.

Печенье восхитительным.

Что же касается кофе, то даже Сефф Ворчун причмокнул от удовольствия.

Тут Старина Цимприх потребовал тишины.

– Как самый старший, – произнес он, – я хочу сказать речь.

Дорогой сосед Хёрбе, нам приятно поздравить тебя с новым другом.

Уважаемый леший Цвоттель, добро пожаловать в Ближний лес!

Почтенные гномы, дружба превыше всего.

Помогайте друг другу.

Крепко держитесь друг друга.

Желаю всем счастья!

– И я желаю!

И я! – закричал Цвоттель.

Он прыгнул на стол и заплясал среди чашек.

– Лешие не говорят речей! – кричал он. – Лешие пляшут и поют! – Он пронзительно свистнул и, приплясывая, запел во всю глотку:

Как хорошо мне дома

В гостях у крошки гнома!

Мы с Хёрбе всех потешим,

Пляшите вместе с лешим.

О Ближний лес,

Ты лес чудес!

Ура!

Ура!

Ура!

Цвоттель топал мягкими лапами, бешено крутил хвостом.

Но так ловко, что не задел ни одной тарелки, не опрокинул ни одной чашки и даже не уронил высокий пестрый кофейник.

– Хэй!

Хэй! – кричали гномы и подпевали, отбивая такт ногой:

О Ближний лес,

Ты лес чудес!

Ура!

Ура!

Ура!

Запыхавшийся Цвоттель кувыркнулся через голову и упал на стул.

Хёрбе налил ему самую большую чашку кофе и отломил кусок лепешки.

– Подкрепись, леший, – сказал он.

– Подкрепиться?

Этим? – фыркнул Цвоттель и придвинул к себе всю тарелку с лепешками.

Он глотал их целиком одну за другой, прихлебывая кофе громадными глотками.

– Вот это да! – изумился трусишка Лойбнер. – Как бы он не подавился.

– Лешие умеют есть! – прошамкал Цвоттель набитым ртом.

Сефф Ворчун хмуро взглянул на лешего и по обыкновению недовольно пробурчал:

– У него не живот, а бездонная пропасть.

Хотел бы я знать, как Хёрбе прокормит такого обжору.

Во-вторых, в третьих, и вообще…

Всему приходит конец, к сожалению, и праздникутоже.

Угощение было съедено.

Гномы разошлись по домам.

Наступила обычная трудовая неделя.

До первого снега гномам предстояло переделать тысячу дел.

Наколоть дров и сложить их в: аккуратные поленницы.

Намолоть муки и испечь побольше хлеба.

Утеплить окна и двери, законопатить мхом щели в стенах.

Перестирать и высушить все белье.

Вытряхнуть и проветрить матрацы и подушки.

Достать и заштопать теплые носки, привести в порядок зимние пальто, сапоги, перчатки и шарфы.

Цвоттель очень старался не отлынивать.

Но он слишком много и часто ел.

На другие дела у него просто времени не оставалось.

С каждым днем ему нужно было все больше и больше еды.

Гном не переставая пек хлеб.

Печь ни на минуту не остывала.

Вот уже и ящик с мукой опустел.

Хёрбе растерянно глядел на пустое дно, чуть присыпанное остатками муки.

Кажется,

Сефф Ворчун был прав: с таким прожорливым лешим они до зимы не дотянут.

– Понимаешь, гном, – смущенно говорил Цвоттель, – осенью лешие едят особенно много.

Так уж они устроены.

Хёрбе молча скреб под шляпой затылок.

Где же выход?

Что бы придумать?

– Послушай, гном, – тихо сказал Цвоттель, – ты меня не прогонишь?

– Прогоню?

Тебя? – возмутился Хёрбе и затряс головой так, что шляпа съехала на ухо. – Да как ты мог такое подумать?

– Но это же для тебя самый простой выход, – покорно сказал леший. – Больше ничего и придумать нельзя.

– Глупости! – рассердился Хёрбе. – Разве самый простой выход всегда бывает самым правильным?

Во-первых, ты мой друг…

– А во-вторых?.. – с надеждой спросил леший.

– Во-вторых, в-третьих, и вообще жизнь без тебя для меня не жизнь.

– И для тебя тоже? – обрадовался Цвоттель. – Значит, мы думаем одинаково, гном!

А раз так, то мы непременно что-нибудь придумаем.

Он приставил палец ко лбу и принялся кружить по комнате.

Вдруг леший радостно воскликнул:

– Придумал!

Я буду ходить в лес и собирать ягоды, грибы и все, что попадется съестного!

– Молодец! – похвалил его Хёрбе. – Прямо с завтрашнего дня и начнешь.

– Ноя придумал и для тебя дело! – не унимался Цвоттель. – Пока я буду ходить по лесу, ты должен варить суп.

Огромный котел супа, густого, ароматного, горячего и душистого.

Согласен, гном?

– Конечно! – засмеялся Хёрбе.

У старины Цимприха

В эту ночь Хёрбе не мог заснуть.

Леший, наевшись супу до отвала, уже давно мирно похрапывал в своем углу.

Для него жизнь опять наладилась.

A гном Хёрбе был озабочен.

Что делать? – думал он. – Зимних запасов нам на двоих ни за что не хватит.

Вот если бы я был один…»

Но он быстро отогнал эту глупую мысль.

А вместо нее в голову пришла мысль о Старине Цимприхе.

И она была не такой уж глупой.

Утром, сразу после завтрака,

Цвоттель побежал в лес собирать ягоды, грибы и орехи, прихватив с собой мешок и горшочек с ручкой.

А Хёрбе отправился к Старине Цимприху.

Цимприх сидел в своей мастерской и лепил из глины большой суповой горшок.

Бороду, чтобы не мешала, он закинул за плечо.

– Добро пожаловать, сосед, – сказал Старина Цимприх, – гы пришел как раз к чаю.

Он остановил гончарный круг, вымыл в железном тазу руки, расправил бороду и позвал гнома в дом.

В прихожей Хёрбе снял башмаки и вошел в комнату в носках.

Плишке не было дома.

Он работал в лесу.

Хёрбе уселся на его место у окна.

Старина Цимприх вскипятил чай, разлил его по чашкам и уселся в удобное кресло-качалку.

– Кажется, я догадываюсь, почему ты пришел ко мне, – сказал он, прихлебывая горячий чай.

Он внимательно выслушал Хёрбе, потеребил бороду и сказал:

– Я так и думал, что вам на двоих не хватит припасов.

Ну, ничего, не унывай.

Постараемся помочь тебе перезимовать.

– Мне одному?

А Цвоттелю?

– Зимой твоему Цвоттелю наша помощь не понадобится.

У леших в холодное время наступает спячка.

– Ты уверен,

Старина Цимприх? – засомневался Хёрбе.

– Точно, – успокоил его Цимприх. – Так что положись на соседей,

Хёрбе, и не горюй.

Завтра я со всеми переговорю.

Почти летний денек

Пока Хёрбе обсуждал со Стариной Цимприхом свои дела, леший рыскал по лесу.

Он собирал ягоды и орехи, приговаривая:

– Лешие берут только лучшее.

Лучше леших никто не собирает.

Был конец октября.

В это время в лесу не так уж и много ягод.

Но зато те, что попадаются, спелые-преспелые, сладкие-пресладкие, вкусные-превкусные.

Одну ягодку леший отправлял в рот, две клал в горшочек с ручкой.

Буковые орешки он ссыпал в мешок.

Скоро и горшок, и мешок были полным-полны.

Но Цвоттель продолжал ходить по лесу.

– Что домой не унесешь, полагается съесть, – бормотав он и был, конечно, прав.

Три дня подряд Цвоттель собирал в лесу ягоды.

На четвертый он оказался у Большого камня.

Сколько здесь было< ежевики!

И какая она сочная!

И какая сладкая!

И какая черная!

Даже сизая.

Цвоттель ел, ел, ел, пока хватило сил.

Наконец он привалился к Большому камню и вздохнул:

– Кажется, больше не влезает.

Жалко!

Может, отдохнуть немного?

Он улегся на мягкий мох.

Светило солнышко.

Лешему было тепло снаружи и внутри: сытый живот всегда приятно греет.

– Почти летний денек! – пробормотал Цвоттель и закрыл глаза.

Солнечные лучи согревали его, будто пуховое одеяло.

Приятная истома бродила по всему телу – от головы до хвоста.

Леший глубоко вздохнул и уснул крепким, спокойным сном…

Ему приснилась огромная, с арбуз, ежевичина.

Он хотел ее сорвать, полез в самые колючки, но ежевичина вдруг превратилась в малинину.

Но стоило до нее дотронуться, как ежевичина-малинина превратилась в горячее малиновое солнце.

А уж до солнца не так просто дотянуться.

Цвоттель подпрыгнул, но достать до высокого неба не смог.

Он прыгал и прыгал.

Все выше и выше.

Вот уж почти дотянулся до малинового солнышка.

Внезапно солнце закрыла громадная тень, и кто-то громко позвал его:

– Эй,

Цвоттель!

Соня ты, соня!

Обед проспишь!

Цвоттель мгновенно проснулся и, протирая глаза, уставился на склонившегося над ним дорожника Длинного Гинцеля.

– А, это ты! – сонно пробормотал леший.

– Я за тобой пришел, – сказал Длинный Гинцель. – Мы с Мёллером Печником приглашаем сегодня тебя к нам на обед.

– Меня?

Одного?

А как же Хёрбе?

– Не волнуйся, леший, – успокоил его Длинный Гинцель. – Хёрбе тоже приглашен, но у него дела…

– Ну, если так, то я согласен, – важно сказал Цвоттель, у которого в животе снова появилось немного места.

Наверное, оттого, что он во сне слишком много прыгал. – А можно узнать, что у вас сегодня на обед? – осторожно спросил он, проворно вскакивая.

– Наша с Мёллером любимая еда – мясные фрикадельки в овощах, политые коричневым соусом, – улыбнулся Длинный Гинцель.

– Подходит! – согласился Цвоттель.

Сейчас ты удивишься

С этого дня леший Цвоттель стал ходить в гости в каждый гномий дом по очереди.

Это все придумал Старина Цимприх.

Всю неделю, кроме воскресенья, гномы подкармливали ненасытного лешего.

А в воскресенье они обедали вместе с Хёрбе дома.

Кончился октябрь.

Следом, как обычно, наступил ноябрь.

Буки, березы, клены и орешник сбросили последние листочки.

И стояли под ветром совсем голые.

Как-то, когда Цвоттель обедал у Шерстяного Пича и Пестрого Хоффмана, к Хёрбе заглянул Старина Цимприх.

– Ты не очень занят? – спросил он. – Мы хотим тебе кое-что показать.

Хёрбе только что пришил к зимнему пальто две пуговицы.

Он отложил иголку и нитки и отправился следом за Стариной Цимприхом в глубь голого осеннего леса.

– Куда мы идем? – недоумевал он.

– Сейчас увидишь, – таинственно ухмыльнулся Старине Цимприх.

Они прошли сквозь увядшие коричневые заросли папоротника, продрались сквозь пожухлые стебли хвоща.

И неожиданно услышали скрипучий кашель:

– Кхе-кхе-кхе, наконец-то!

Я уж думал, что врасту в землю и пущу здесь корни.

Плишке, а это был, конечно, он, просунул голову между корнями дерева и загадочно улыбнулся:

– Кхе-кхе-кхе, спорим, дружище, что сейчас ты обомлеешь!

Среди корней притаилась крохотная хижина.

Хёрбе раньше ее здесь не видел.

– Это всего-навсего землянка, – сказал Старина Цимприх. – Подвальчик, погреб, можно сказать.

– Кхе-кхе, – прокашлялся Плишке, – за такой короткий срок большего не выстроишь.

Хёрбе удивленно разглядывал погребок.

– Неужто вдвоем осилили? – спросил он.

– Нет, – ответил Старина Цимприх, – все двенадцать гномов старались.

– И зачем он это вам? – недоумевал Хёрбе.

– А ты загляни внутрь, – предложил Плишке.

Хёрбе приоткрыл дверцу и почувствовал приятный аромат.

Пахло едой, как в кладовке.

И верно!

Погребок доверху был набит съестными припасами.

Чего тут только не было!

Мешки с мукой, корзинки с орехами и сушеными семенами.

Отдельно стояли бутылки с кленовым сиропом и малиновым соком, горшки с медом и брусничным вареньем.

– Кхе-кхе, ну? – нетерпеливо теребил его Плишке. – Ну, здорово удивился?

– Это все твое, – широко развел руками Старина Цимприх. – Соседи позаботились, чтобы у тебя было кое-что на черный день.

Нам это пустяки, а тебе зимой – подспорье.

– Кхе-кхе, только не говори ничего Цвоттелю, – предупредил Плишке. – Не то он до зимы все слопает.

От волнения Хёрбе вытащил большой носовой платок и громко высморкался.

– Клянусь моей большой шляпой, – промолвил он, – я не заслужил такого подарка.

Спасибо вам, дорогие соседи.

Кай же мне вас отблагодарить?

– Отблагодарить? – переспросил Старина Цимприх. – Нет ничего проще.

Помоги нам, если, конечно, у тебя есть время.

– Я готов.

Только чем я могу помочь? – обрадовался Хёрбе.

– Он еще спрашивает! – воскликнул Плишке. – Не можем же мы, кхе-кхе, оставить твою кладовку на виду.

Ее же за версту видно.

Они натаскали хворосту и сухих веток, набросали их сверх так, что хижина скрылась под ними целиком.

– Кхе-кхе-кхе, не забудь, – напомнил ему на прощанье Плишке, – Цвоттелю ни слова!

И он погрозил Хёрбе пальцем.

Ноябрьский дождь

Есть ли большее счастье, чем иметь преданных и надежных друзей?

Есть ли большая радость, чем знать, что тебя никогда не оставят в беде?

Пусть приходит зима!

Пусть нагрянет!

Пускай длится и злится, сколько хочет!

Теперь она не страшна!

Сегодня у Хёрбе и Цвоттеля на ужин тушеные в зеленом соусе лисички с лапшой.

Вообще-то, гном собирался приберечь грибы к Новому году, но сегодняшнее событие следовало отпраздновать.

– Я и не догадывался, что лисички такие потрясающе вкусные, если их потушить! – рассуждал Цвоттель, зажмуривая глаза и причмокивая. – По правде говоря, я их всегда ел сырыми… Ой, что-то нос у меня чешется.

Боюсь, это к перемене погоды.

Леший уже привык к вкусной и обильной еде.

Он наелся до отвала и почти тут же заснул.

Ночью он так жутко храпел, что Хёрбе пришлось поглубже натянуть свою шляпу.

Когда Хёрбе утром проснулся и сдвинул на затылок шляпу, он сквозь храп лешего услышал шум дождя.

Капли беспрерывно барабанили по крыше.

Шел нудный осенний дождь.

За окном лились нескончаемые потоки воды.

Струи дождя стекали с веток деревьев, заливали дорожки.

– Ничего, – бодро сказал Хёрбе. – Жизнь прекрасна всегда.

Даже в самые дождливые дни.

Но Цвоттель был другого мнения.

– Лешие не любят дожди, – ворчал он. – Лешим холодно и мокро.

Лешие в такие дни любят сидеть дома.

Если, конечно, он у них есть.

– Что и говорить, – согласился Хёрбе. – Дождь не самое приятное из того, что бывает на свете.

Но когда в доме горячая печка, а на ногах теплые шерстяные носки, то несколько дней можно и потерпеть.

– Тебе хорошо рассуждать, – ворчал Цвоттель. – А каково мне топать по лесу под дождем?

– Но зачем тебе выходить из дому?

Никто тебя не гонит, – удивился Хёрбе.

– Лешие крепко держат свое слово, – ответил Цвоттель. – Я должен сегодня пойти на обед к Сеффу Ворчуну и к трусишке Лойбнеру.

– Ничего ты не должен.

Оставайся дома, – решительно запротестовал Хёрбе, – еда у нас есть.

– Нет, – покачал головой Цвоттель. – Они ждут меня.

Дождь шумел и шумел.

Он лил без перерыва и час, и два, и три.

Зарядил, должно быть, на неделю, а то и дольше.

Леший с тоской смотрел в окошко.

– Никакой надежды, – печально сказал он. – Это, наверное, вечный дождь.

Придется мокнуть.

Он вышел, понуро опустив голову.

Хёрбе долго глядел ему вслед, прильнув к окну.

Глядел до тех пор, пока леший не исчез в серой пелене дождя.

Как же я ее отдам?

Осенний вечер наступил быстро.

Вот уже и совсем стемнело в Ближнем лесу.

Гном зажег лампу.

Он ходил по комнате и без конца вглядывался в темноту за окном.

Цвоттель все не возвращался с обеда.

Хоть бы с ним ничего не случилось!

Наконец, когда Хёрбе уж совсем извелся от ожидания, вернулся Цвоттель, до нитки промокший и угрюмый.

– Ну и погодка, леший ее побери! – ругался он. – Впрочем, лешим такая погода тоже ни к чему.

Он встряхнулся, как собака.

Холодные брызги полетели во все стороны.

– Эй! – рассердился Хёрбе. – Мог бы это проделать за дверью!

– Конечно, – проворчал Цвоттель, – но тогда бы ты не увидел, как я промок.

Я только хотел тебе показать, какой я мокрый.

Хорошо рассуждать тому, у кого есть большая шляпа!

– При чем здесь шляпа? – не понял Хёрбе.

– А при том! – раздраженно ответил леший. – И Сефф Ворчун то же самое говорит.

– Что же, интересно, говорит Сефф Ворчун?

– Что-что… Постыдился бы тот, кто выгоняет друга из дому в такую погоду.

Да еще без шляпы!

– Ах, вот как! – возмутился Хёрбе. – Да я тебя не прогонял, а, наоборот, уговаривал остаться!

Леший угрюмо посмотрел на Хёрбе и проворчал:

– А я должен был идти!

Даже в такую гнусную погоду.

Но ты бы мог, по крайней мере, одолжить мне свою шляпу, чтобы я не мок под дождем.

– Но ты же знаешь, леший, что я никогда не снимаю свою шляпу.

Даже на ночь, – оправдывался Хёрбе.

– Вот и выходит, что дурацкая шляпа тебе дороже лучшего друга! – злорадно выкрикнул Цвоттель.

Слово за слово, ссора разгорелась вовсю.

Леший кричал.

Гном не уступал ему.

В довершение ко всему, подгорел суп, про который Хёрбе в пылу ссоры совершенно забыл.

– И это называется суп! – скривился Цвоттель. – Ну, конечно, лешему можно подсунуть любую гадость.

Подумаешь, какой-то леший, ему все сгодится!

– Хватит с меня! – крикнул Хёрбе и в сердцах швырнул ложку. – Кому не нравится у меня, тот может… – Он тут же спохватился и прикусил язычок, но леший сам за него докончил:

– Тот может убираться, верно?

Да я хоть сейчас!

Вот соберусь, вот поплетусь под дождем, вот вымокну, вот простужусь… Ой-ой-ой, несчастный я леший, бездомный, больной… ой-ой-ой… – И он заплакал от злости, обиды и жалости к себе. – Ой-ой-ой, – всхлипывал он. – Лешему хочется спать, а его гонят из дому.

Ой-ой-ой, лучше бы лешему заснуть навечно.

Если бы леший мог, он никогда бы не просыпался…

И он действительно заснул, всхлипывая и вздрагивая вй сне.

Самое простое решение

А гном еще долго не мог уснуть.

Дом стонал и сотрясался под струями дождя.

Хёрбе представил себе, что он опять один.

С утра до вечера.

И с вечера до утра.

Всю ненастную холодную осень.

Всю зиму.

Всю весну и все лето.

Нет, глупо ссориться из-за шляпы!

Надо бы как-то уладить это дело.

И вдруг он сообразил!

Как же раньше не догадался?

Ничего нет проще…

Утром леший ходил понурый и притихший.

Вчерашняя ссора его словно камнем придавила.

– Знаешь что, – сказал Хёрбе примирительно, – я тут подумал о шляпе…

– Не надо,

Хёрбе, – леший печально покачал головой. – Это я виноват.

Я вел себя глупо.

И от этого мне грустно.

Так грустно, так грустно, что хочется плакать.

– Не надо, – испуганно замахал руками гном. – А то и мне не останется ничего другого, как зареветь вместе с тобой.

Но я, кажется, придумал кое-что получше.

Смотри!

Вы не забыли, надеюсь, что у Хёрбе была двойная шляпа – одна под другой?

Верхняя над нижней, а нижняя под верхней.

Хёрбе схватил обеими руками тулью верхней шляпы, нажал двумя пальцами, и, пожалуйста, из одной шляпы получилось две!

– Держи, леший!

Это твоя, – и гном протянул Цвоттелю верхнюю шляпу. – Когда ты сегодня пойдешь на обед к Медовому Панкрацу и Железному Шольце, дождь тебя не намочит.

– Ах,

Хёрбе! – У лешего выступили на глазах слезы, но на этот раз не от обиды, а от счастья. – Ах, гном, как же я… ты меня… я тебя… Ах,

Хёрбе, у лешего не хватает слов!

Верхняя шляпа пришлась Цвоттелю в самый раз, будто специально делалась для лешего.

– Отлично выглядишь! – воскликнул Хёрбе. – Правда, чуть необычно.

И он подвел лешего к зеркалу у окна.

Леший долго разглядывал себя и так, и эдак.

Потом засмеялся и сказал:

– Забавно!

Сверху я гном, а снизу – леший!

Сразу и не разберешься, кто – кто!

Он представил себе, как удивятся Панкрац и Шольце, когда он предстанет перед ними в гномьей шляпе.

– Надеюсь, они не попадают с ног от удивления! – воскликнул леший.

Дождь тем временем немного поутих.

Но дул пронзительный, пронизывающий ветер.

Он раскачивал верхушки деревьев, выкручивал ветки, сек струями дождя так, что гудели стекла в окнах.

– Вот это погодка! – Цвоттель потирал руки от удовольствия. – Прекрасная погодка!

– Ты так думаешь? – удивился Хёрбе.

– Ага! – засмеялся Цвоттель. – Как только у лешего появилась настоящая шляпа, любая погода стала ему нипочем.

Чем хуже – тем лучше!

Да ты, проклятая!

По дороге к дому Панкраца и Шольце все шло как нельзя лучше.

Ветер дул в спину, и шляпа защищала не только голову, но и плечи.

Ох и удивятся соседи!

Они ведь не видели еще леших в шляпе!

Сегодняшний обед обещал быть очень приятным.

Хорошее настроение, как известно, улучшает аппетит.

– Добро пожаловать! – приветствовали Цвоттеля Панкрац и Шольце. – Скорей входи в дом!

– Не беспокойтесь! – откликнулся Цвоттель. – Если лешие всю жизнь обходились без шляпы, то уж в шляпе гулять одно удовольствие!

Конечно же, он чуточку переел в гостях.

На обратном пути он даже немного покачивался и тяжело переваливался.

И тут порыв ветра сорвал с его головы шляпу!

– Ах ты, негодный! – воскликнул Цвоттель.

Шляпа немного пролетела и упала в мокрый мох.

Цвоттель хотел было ее поднять, но зловредный ветер оказался проворнее.

Он подхватил шляпу и понес ее в чащу.

– Ну, погоди!

Я тебя сейчас поймаю! – Леший понесся вдогонку за шляпой и почти настиг ее.

Но не тут-то было!

Ветер выхватил ее прямо из-под руки.

– Вот беда!

Ну, почему я не умею летать? – расстроился леший.

Ему не оставалось ничего другого, как бежать за улетающей шляпой.

Он несся, как ветер, но ветер был еще быстрее.

Казалось, вот-вот Цвоттель ухватит ее, но она в последний момент взвивалась в воздух и ускользала от него.

Он пробежал чуть ли не весь Ближний лес насквозь, пока, наконец-то, шляпа не застряла в колючих кустах терновника.

– Уфф! – облегченно вздохнул Цвоттель. – Ну, за что мне такие мучения! – Он выцарапал шляпу из колючек и сунул под мышку. – Если ты, коварная шляпа, думаешь, что леший тебя опять наденет, то ты сильно ошибаешься!

От беготни по лесу леший вспотел и теперь, медленно плетясь по дороге, стал замерзать.

Ветер злобно дул ему в лицо, швырял пригоршни холодной воды.

Уже в сумерках леший добрался до дома, трясясь от холода и клацая зубами.

– Бог ты мой! – изумился Хёрбе. – Что это с тобой, леший?

– С-с-с-со мн-ной? – Цвоттель швырнул шляпу в угол… CP холода он слова не мог вымолвить. – П-п-потом рас-сс-скажу.

Дай ч-че-го-н-нибудь горяченького, ч-чтобы с-с-согреться.

И принялся чихать, чихать, чихать, чихать.

Хёрбе схватил полотенце, насухо обтер Цвоттеля и уложил его в постель.

– Кажется, дружище, ты здорово простудился! – пробормотал он, отправляясь на кухню.

Гном сварил лешему густой отвар из душистых трав и подсластил его медом.

– Ну-ка, выпей, пока горячий!

Цвоттель отхлебывал душистое питье маленькими глоткаи ми, шмыгая носом.

– Согреваешься? – спросил его Хёрбе.

– Н-нет, – Цвоттель по-прежнему дрожал. – М-может-только чуть-чуть.

Хёрбе укрыл его своей периной до самого носа.

Сверху набросал все одеяла, какие только нашлись в доме.

А их нашлось целых четыре.

А поверх одеял водрузил свое зимнее пальто.

– Не будь я Хёрбе, если ты теперь не согреешься! – сказал он.

Беспокоиться нет причин

Леший все же здорово простудился.

Его била лихорадка.

Сначала ему было холодно, потом он впал в забытье.

Лицо его горело.

Ему было так жарко, будто его сунули в печку.

Он кашлял во сне, тяжело и хрипло дышал, словно все еще гнался за злополучной шляпой.

– Ну, погоди… я тебя поймаю… не уйдешь… – бессвязно бормотал он.

Всю ночь лешего лихорадило.

Гном поил его чаем, клал компрессы, терпеливо вытирал пот со лба.

А утром решил позвать на помощь Дитриха Корешка, потому что сам уже не знал, что делать.

Дитрих Корешок, знаток трав и кореньев, потрогал у Цвоттеля лоб, послушал его, прижавшись ухом к мохнатой груди.

– Все будет в порядке.

Для беспокойства нет причин, – сказал он. – Вот тебе лекарство, оно не подведет. – Дитрих Корешок вынул из кармана мешочек с желтым порошком. – Принимать шесть раз в день.

Отмеришь на кончике ножа – и в чай.

Скоро леший снова будет здоров.

– Огромное тебе спасибо, – Хёрбе облегченно вздохнул. – А я уж было приуныл.

Мне казалось, что лешему и холод, и дождь, и ветер нипочем.

Ведь он всю жизнь прожил в лесу под открытым небом.

– Все изменилось, как только он стал жить в теплом доме.

Но ничего.

Главное, не позволяй ему вставать.

Завтра лихорадка пройдет, но все же лучше полежать в постели еще пару дней.

Уже днем лекарство подействовало.

Лихорадка отступила.

Дыхание стало ровным, вечером леший заснул спокойным, глубоким сном.

И проспал до утра.

Открыв глаза, он обнаружил сидящего у его постели Хёрбе.

– Как ты себя чувствуешь, леший? – заботливо спросил гном.

– Я? – Голос Цвоттеля был еще слабым. – Немножко устал.

А так ничего.

Хёрбе принес ему чашку чая, куда подмешал щепотку желтого порошка.

Цвоттель отхлебнул глоток и сморщился:

– Что за гадость?!

– Не капризничай, леший, – уговаривал его Хёрбе. – Это лекарство.

Оно тебя вылечит.

Леший покорно выпил все до последней капли.

– И зачем только я надел эту злосчастную шляпу! – прошептал он. – Ей нравится больше ветер, чем моя голова!

И он рассказал, как гонялся за шляпой по всему лесу.

– Надеюсь, твоя шляпа не порвалась?

– Не волнуйся, леший.

Видишь, она уже у меня на голове, – успокоил его Хёрбе.

Цвоттель глянул на шляпу и даже привстал на постели.

– Ой,

Хёрбе, твоя шляпа совершенно испорчена.

Она вся заплесневела от сырости!

Хёрбе подошел к зеркалу, глянул на шляпу и рассмеялся.

– Все в порядке, леший!

– Но она же покрылась белыми пятнами, гном!

Разве ты не видишь? – беспокоился Цвоттель.

– Не волнуйся, леший.

Белые пятна означают, что шляпа принимает зимнюю окраску.

Думаю, что зима не за горами.

Вот-вот пойдет снег.

Снег, снег, снег…

Еще два дня Цвоттель пролежал в постели.

Наконец утром третьего дня Хёрбе позволил ему встать.

Леший тут же подбежал к окну.

И что он увидел?

Все было белым-бело.

Снег валил красивыми крупными хлопьями.

Густой-густой.

– Хёрбе! – воскликнул леший. – Посмотри, снег выпал!

– Он идет уже со вчерашнего вечера, – спокойно ответил Хёрбе. – И, думаю, долго не перестанет!

И гном показал на свою шляпу.

Она стала совсем белой, как поляна, на которой стоял домик Хёрбе, как дорожка, которая бежала в лес, как ветки деревьев, которые склонились над домом под тяжестью снежных хлопьев, какзамерзший под снегом ручей.

– Ты говоришь, с вечера? – не мог поверить леший. – Но я же должен был его почуять.

Мой нос меня еще ни разу не подводил!

– Не расстраивайся, леший.

У тебя же насморк.

А при насморке даже нос лешего может оплошать.

– Ты-ыы, прав, пожалуй, – леший чихнул и продолжал: – По правде говоря,

Хёрбе, в такое время года лешего что-то в сон клонит.

Раньше, как только выпадал снег, я подыскивал подходящую пещеру и там засыпал.

– Надолго?

– Когда как.

Смотря какая зима, короткая или длинная.

Лешие просыпаются с наступлением весны.

Но сейчас мне что-то не спится,

Хёрбе.

Леший совсем не сонный.

Леший чувствует себя бодрым.

Может быть, это от насморка?

А-апчхи!

– Может быть, может быть, – пробормотал Хёрбе, а сам вспомнил слова Дитриха Корешка.

Действительно, в жизни лешего многое переменилось.

Он теперь не живет в лесу.

Неужели его и дома, под крышей, одолеет зимняя спячка?

Хорошо бы леший не заснул до Нового года!» – подумал Хёрбе.

А снег валил и валил.

Когда Хёрбе и Цвоттель замолкали, в доме воцарялась тишина.

Только потрескивал огонь в пеньке, булькала вода в котле.

Да снаружи слышались глухие ударф падающих с веток тяжелых глыб мокрого снега.

Зима в этом году пришла вовремя.

И снега долго ждать не пришлось.

А чем больше снега на крыше, тем в доме теплее и уютнее.

– Странно! – рассуждал Цвоттель. – Снег ведь холодный, а ты говоришь – теплее.

– Как же ты не понимаешь, леший, – втолковывал Хёрбе, – я снег, словно одеяло из белого пуха.

А чем такое одеяло толще, тем лучше.

Оно надежно защитит нас от ветра и мороза.

Как хорошо!

Пока Цвоттель разглядывал пляшущие за окном снежинки, гном отправился в кладовку проверить припасы.

Мука была отличной, будто только что смолота.

Но хватит ее лишь на пять-шесть ковриг хлеба.

Да и запасы орехов, семян, варенья, сиропа, масла из еловых семечек и плодов шиповника подходили к концу.

До Нового года дотянем, – размышлял Хёрбе. – А что делать потом, когда не останется ни крошки?

Как хорошо, что есть тайная хижинка-кладовая!

Спасибо соседям, они хорошо постарались, припасли все для зимовья.

Надо бы пойти проверить, все ли там в порядке».

Примерно раз в неделю Хёрбе проверял запасы в лесной, хижине.

Неплохо бы и сегодня наведаться.

После завтрака он достал из сарая лопату, приладил на ноги лыжи.

– Ты уходишь? – удивился Цвоттель.

– Прогуляюсь немного, – небрежно бросил гном.

– А зачем лопата? – подозрительно спросил леший.

– Когда так много снега навалило, не знаешь, что понадобится.

Вскинув лопату на плечо,

Хёрбе отправился в дорогу.

На маленьких широких лыжах он шел неуклюже, как медвежонок.

Но какое удовольствие скользить по мягкому пушистому снегу!

– Как хорошо, что гномы не впадают в зимнюю спячку, – радовался он. – В снежном лесу так красиво!

Куча хвороста, которую они вместе с Плишке и Цимпри-хом набросали на крышу хижины, была густо припорошена снегом.

Но гном точно знал, где его разгребать.

Скоро вход в хижину был расчищен.

Он прислонил у двери лопату, отодвинул задвижку и вошел.

Сначала надо как следует принюхаться, не испортились ли продукты.

В хижине пахло мукой, сушеными грибами, орехами, ягодным сиропом, медом и душистым вареньем.

Нигде, даже по углам, не было ни сырости, ни плесени.

Сухо и чисто.

– Вот удивится Цвоттель, когда увидит все это богатство! – счастливо рассмеялся гном.

Хёрбе с удовольствием оглядел один за другим мешки с мукой, горшки, корзинки.

– Пожалуй, я приведу его сюда под Новый год, – решил он. – То-то будет радости!

Лучшего подарка и не придумаешь.

Зимние радости

Чем больше на обратном пути думал гном о своей затее, тем сильнее она ему нравилась.

Только бы леший не заснул до праздника!

Правда, пока не похоже, чтобы его одолевала сонливость.

Он бодр, весел, подвижен, все время на ногах, полон сил.

Поглядим, поглядим!

Снег уже не валил.

Вокруг было тихо, мирно и белым-бело.

Хёрбе весело скользил на лыжах.

Он обогнул заросли ежевики и вышел на просеку.

И тут у него просто перехватило дыхание!

Цвоттель, веселый леший, висел на старой ели, что росла позади дома.

Он раскачивал ветки и стряхивал вниз громадные комья снега!

– Эй! – закричал Хёрбе.

Ты зачем это делаешь?

– Как зачем? – пропел Цвоттель. – Леший натрясает с веток снег, чтобы накрыть дом сугробом.

Тогда нам будет тепло и уютно!

– Ну да, – проворчал Хёрбе. – А тебе не пришло в голову что ты завалишь снегом вход?

– Нет, – беспечно ответил Цвоттель, – у лешего так много в голове не помещается.

И потом, вход всегда можно расчистить.

– Интересно, кто же это будет делать? – ехидно спросил гном.

– Ты, конечно!

Я наваливаю снег, а тебе расчищать.

Работу нужно делить пополам.

– Ах так! – крикнул Хёрбе и запустил в лешего увесистым снежком.

– Ой! – вскрикнул Цвоттель и от неожиданности выпустил ветку, на которой раскачивался.

– Не стыдно, – проворчал он, – как маленькие.

Зима – время суровое, друзья мои.

Не стоит об этом забывать.

Особенно в лесу.

Истории про плампача

Сбрасывая снег с дерева,

Цвоттель хотел сделать доброе дело, но получилось, что только добавил гному работы.

А тут еще к вечеру снова пошел снег.

Он падал и падал.

И конца ему видно не было!

– Здорово! – радовался Цвоттель, который в первый раз не спал и видел настоящую зиму. – По мне он пусть никогда не прекращается.

Плямс! – и он с головой зарылся в снег.

Но стоило ему выкарабкаться из сугроба, как второй снежок угодил ему точно в живот.

– Вот ты как! – завопил Цвоттель и в свою очередь пульнул крепким снежком в гнома.

Снежки засвистели в воздухе.

Друзья визжали, хохотали, стонали, кряхтели, отплевывались, пока их не остановил чей-то скрипучий голос:

– Эй вы, оба!

Вы что, с ума сошли?

Сефф Ворчун!

Он как раз проходил мимо, волоча за собой санки с вязанкой хвороста.

– А с меня хватит, – проворчал Хёрбе.

Каждое утро им приходилось расчищать тропу от дома, взбираться на крышу и прочищать дымоход, чтобы дым не набивался в комнату.

На обед Цвоттель привычно отправлялся к соседям.

В любую погоду.

Мела ли метель, злился ли мороз, завывал ли ветер.

Лыжи лешему были не нужны.

Его мохнатые лапы скользили по снегу так легко и проворно, что казалось, будто по снегу прошмыгнула лесная мышка.

Свой след леший заметал хвостом, и только снежная пыль вилась позади него.

Зимой даже днем в гномьих домах сумрачно.

Свет льется в окна сквозь пелену снега.

И все равно дома тепло и уютно.

Вечера теперь наступали рано.

Огонь потрескивал в печи.

Пламя раскаляло железную заслонку и освещало комнату ровным розовым светом.

По стенам бежали тени, то большие, то маленькие.

Таинственные живые тени.

В эти часы гном и леший любили сидеть у огня и рассказывать друг другу разные истории.

О приключениях в Дальнем лесу, об ужасных чудовищах, с которыми им довелось встречаться, о Плампаче, с которым лучше не встречаться.

О том самом Плампаче, которого, как они знали, и на свете-то нет.

Чего же его бояться?

И все же было чуть страшновато.

И они рассказывали истории одна другой страшней.

А чем страшнейшем интересней.

И если от рассказов по спине пробегали мурашки, то еще уютнее и надежнее казался их теплый дом, освещенный розовым мерцающим светом потрескивающего огня.

– Вот странность, – воскликнул Цвоттель, – леший знает, что нечего бояться, и все же иногда так хочется побояться!

Чуть-чуть.

Самую малость.

Пахнет весной

В этот раз Новый год приходился на понедельник.

До него оставалось всего три дня.

В пятницу вечером Хёрбе принес из кладовки последнюю ковригу хлеба.

За окном поскрипывал мороз.

Заледенелые звезды застыли над крышей.

И снег посверкивал в свете луны мелкими звездочками.

После ужина Цвоттель вдруг потер нос и заявил:

– Что-то в носу щекотно.

Будто внутри муравейник.

– А ты не простыл? – озабоченно спросил Хёрбе.

– Нет, нет, – успокоил его леший. – Просто мне кажется, что пахнет весной.

– Весной?

Взгляни в окно,

Цвоттель!

На дворе зима в самом разгаре.

– Ты мне не веришь,

Хёрбе? – обиделся леший. – Тогда поверь моему носу.

Он чешется к перемене погоды.

И действительно, ночью погода изменилась.

С юга подул теплый ветер.

Тучи заволокли небо.

Пошел дождь пополам со снегом.

Проснувшись утром, друзья услышали цоканье капель по дорожке.

– Ну, что?

Можно верить моему носу? – торжествовал Цвоттель. – У лешего нюх на погоду!

За ночь снег перед дверью сделался мокрым, липким и вязким.

Хорошо еще, что обедать Цвоттелю идти недалеко.

Дитрих Корешок и Кайль Хромоножка жили по соседству.

– Может быть, все же останешься дома? – на всякий случай предложил Хёрбе. – Дитрих и Кайль догадаются, почему ты не пришел.

Цвоттелю такое предложение не понравилось.

– Что это ты меня отговариваешь, гном? – возмутился он. – Думаешь, в оттепель у лешего аппетит уменьшается?

Леший ни перед чем не остановится.

Леший знает цену хорошему обеду!

Под дождем Цвоттель отправился на обед.

Под дождем он и вернулся обратно.

Промок до костей, продрог, но был в прекрасном настроении.

– А вот и я! – крикнул он, хлопнув дверью.

Что-то грохнуло на крыльце.

С крыши на землю шлепнулся громадный пласт снега.

Все кругом таяло и текло.

– Ничего, гном! – весело сказал Цвоттель и многозначительно потер нос. – До утра будет таять, а потом наступит снова зима.

Как и положено.

Леший и его нос тебе это обещают.

Ледяная стена

Воскресным утром, когда Хёрбе собирался было развести огонь в печи, оказалось, что совсем нет тяги.

Лучина и поленья никак не разгорались.

Чадили и дымили.

А дым не шел в трубу.

Он клубами валил прямо в комнату.

Наверное, в дымоход что-то попало», – расстроился Хёрбе.

Он поспешил к двери, распахнул ее и обнаружил, что перед ним выросла белая сверкающая стена.

Ледяная стена.

И на этот раз леший и его нос не ошиблись: грянул мороз.

Мокрый снег, под которым притаился гномий домик, ночью прихватило морозом, и он заледенел.

– Придется пробивать лед, – сказал Хёрбе. – Иначе мы не выберемся отсюда.

Он достал кирку, ледоруб и лопату, позвал Цвоттеля:

– Эй, соня-засоня!

Помоги мне прорубить выход из дома.

Он звал его, кричал, расталкивал.

Наконец полусонный, вялый леший поднял голову.

– Что случилось? – спросил он, позевывая.

– Посмотри.

Все вокруг замерзло.

Печь не растапливается.

Воду не разогреешь.

Давай приниматься за дело!

И гном взмахнул киркой.

– Проклятье! – воскликнул он. – Лед крепкий, как скала!

Каждый раз кирка отскакивала от сверкающей глыбы.

Ледоруб тоже не помогал: он оставлял на ледяной стене сверкающие зазубрины.

Но Хёрбе не сдавался.

Он рубил, колотил, скреб, пока не заболели руки.

– Давай,

Цвоттель, теперь ты.

А я отдохну немного.

Цвоттель вовсе не обрадовался такому предложению.

Он нехотя взял кирку и несколько раз вяло ударил по ледяной стенке.

– Эй, леший! – попытался подбодрить его Хёрбе. – А ну-ка, стукни посильнее, неужто силенок не хватает?

– А зачем? – пробормотал леший. – Честно сказать, я что-то устал, притомился.

Хёрбе начал сердиться.

– Ты понимаешь, что мы оказались подо льдом?

Хочешь помереть с голоду или замерзнуть?

Чувствуешь, в доме становится все холоднее и холоднее?

– В том-то и дело, гном, – зевнул Цвоттель, – от холода лешему хочется спать.

Не рассчитывай на меня,

Хёрбе.

Для лешего наступило время спячки.

Вот оно что!

Зевая,

Цвоттель побрел в свой угол.

Свернувшись калачиком, он улегся в постель и мгновенно уснул.

– Вот оно что! – ахнул Хёрбе. – И это называется лучший друг.

У меня беда, а у него спячка!

Но Цвоттель уже ничего не слышал.

Леший, он и есть леший.

Помощи ждать было неоткуда.

Надо работать!

Целый день Хёрбе пытался прорубить в стене хоть крохотную дырочку.

Он собрал все свои силы и рубил, рубил, рубил…

Как не повезло, что сегодня воскресенье, – думал он. – В будний день соседи непременно бы спохватились, встревожились, что леший не пришел на обед.

А сегодня у Цвоттеля домашний день, и никто не придет справиться, все ли в порядке.

Иначе соседи не оставили бы нас в беде.

Уж Старина Цимприх догадался бы, что тут что-то неладно.

Но откуда знать старому Цимприху, что Хёрбе нуждается в помощи?

Самое раннее завтра к обеду соседи встревожатся.

Но не поздно ли уже будет?

Если бы не было так холодно!» – вздыхал Хёрбе.

Он рубил, и рубил, и рубил, пока не почувствовал, что ему стало теплее.

От него уже шел пар.

Пот стекал со лба.

На полях шляпы повисли сосульки.

Стемнело.

Пришла ночь.

Черная, злая, унылая, холодная ночь.

Хёрбе попытался разжечь огонь.

Но замерзшие пальцы ему не повиновались.

И тут неудача!

Он достал из короба последний кусок хлеба.

Хлеб замерз.

Его невозможно было даже разломить.

– Все шишки сегодня на меня валятся, – удрученно прошептал Хёрбе.

Он ужасно устал.

Голодный и холодный, забрался под одеяло, натянул его до самых глаз.

Надо набраться сил, – подумал он, – утром продолжу».

Он заснул глубоким и тяжелым сном.

До утра спал и спал.

И неизвестно, проснулся бы он вообще, если бы не разбудил его чудовищный грохот.

Трещали балки

А Цвоттелю снился роскошный обед.

От удовольствия он захрапел.

Храп его все усиливался.

Чем вкуснее был обед во сне, тем сильнее храпел леший.

В доме стоял невообразимый шум!

Стол и стулья подпрыгивали, посуда на полках позвякивала.

Все, что могло дребезжать, греметь и грохотать, дребезжало, гремело и грохотало.

Хёрбе в страхе откинул одеяло и вскочил.

А-а!

Да ведь это Цвоттель!

Гном хотел было снова улечься спать, поглубже надвинув шляпу, и вдруг прислушался.

Не дом ли рушится?

Балки потрескивали при каждом вдохе и выдохе лешего.

Хворост на крыше шуршал и шевелился.

Хёрбе услышал, как что-то снаружи трещит, хрустит и раскалывается, будто ореховая скорлупа.

И тут Хёрбе понял, что означает этот наружный хруст.

Своим храпом Цвоттель добился того, чего не смог сделать Хёрбе ни киркой, ни ледорубом.

В ледяном панцире, сковавшем их дом, появились трещины, потом щелки и щели, потом целые расщелины.

И вдруг ледяная стенка развалилась на тысячу кусочков.

– Клянусь моей большой шляпой, – изумился Хёрбе, – мы спасены!

Он ринулся к двери.

Цвоттель еще пару раз богатырски всхрапнул, оглушительно присвистнул: пф-ф-фу!

И повернулся носом к стене.

Роскошный обед во сне подошел к концу.

В комнате стало тихо, как прежде.

Когда Хёрбе распахнул дверь, он увидел лишь остатки ледяной стены, маленькие и большие осколки.

– Молодец,

Цвоттель! – воскликнул он. – Остальное я доделаю мигом!

Хёрбе схватил кирку и лопату и принялся за дело.

Он раскалывал большие куски и убирал их с дороги.

Теперь это не составляло особого труда.

Сквозь треснувшую льдину просвечивало солнышко.

Его сверкающие блики слепили глаза.

Отблески солнца пламенели.

Алый светлился сквозь ледяной заслон прямо в комнату.

Странно, – подумал Хёрбе, – солнечный свет похож на пламя».

Счастливого нового года!

На самом деле это и был огонь.

Огонь, который разожгли соседи – гномы.

Ведь уже наступил понедельник, и Сефф Ворчун, не дождавшись лешего к обеду, всполошился.

Он послал трусишку Лойбнера за соседями.

Все моментально сбежались.

Ведь у гномов всегда так водится: если кто попал в беду, то помощь приходит немедленно.

Они посовещались и решили: поможет только огонь.

Надо растопить ледяную стену.

Всем руководил Старина Цимприх.

Но пока они собирали хворост и разжигали костер,

Цвоттель своим храпом развалил ледяной панцирь.

Оставалось лишь разобрать завалы, размести ледяные осколки.

А Хёрбе и не подозревал, что помощь уже подоспела.

Вот удивился он, когда перед ним, будто из-под земли, вырос Медовый Панкрац, за которым толпились Пестрый Хоффман,

Железный Шольце и все остальные.

– Кхе-кхе, ура! – взмахнув руками, закричал Плишке. – Они спасены! – Кашляя и покряхтывая, он обнял Хёрбе и прижал его к груди. – Кх-кхе, дай тебя обнять, сосед.

Главное, кх-кхе, что вы оба живы.

С наступающим Новым годом!

– С Новым годом! – ответил растерянный Хёрбе.

Только сейчас он заметил, что наступила ночь, и вспомнил о том, что ни один гном не остается по доброй воле под открытым небом с наступлением темноты.

Перед ним теснились его соседи:

Старина Цимприх и Железный Шольце,

Длинный Гинцель и Мёллер Печник,

Сефф Ворчун и трусишка Лойбнер, одним словом, все двенадцать гномов.

И все двенадцать сияли от восторга и счастья.

– Входите в дом!

Будем встречать Новый год у меня! – пригласил всех Хёрбе.

Он поспешил к печке и разжег ее.

Какая хорошая тяга в дымоходе!

Лучины и поленья потрескивали.

Огонек так и плясал по ним.

В доме быстро стало тепло.

– Поставь на огонь горшок с водой, – скомандовал Дитрих Корешок и вынул из левого кармана мешочек. – Сейчас мы сварим хороший крепкий кофе.

Они уселись вокруг печи, тесно прижавшись друг к другу.

Огонь весело поигрывал за дверцей.

Плита раскалилась.

Комнату заливал нежный розовый свет.

– Как па-ахнет кофе! – восторженно воскликнул трусишка Лойбнер и сильно потянул носом.

– Погоди, – сердито пробормотал Сефф Ворчун, – хороший запах еще не означает, что кофе будет вкусным.

Только он это проговорил, как из угла раздалось громкое кряхтенье.

Цвоттель, леший из Дальнего леса, приподнялся в постели и сладко жмурился, как котенок.

Неожиданное тепло разогнало его сон и пробудило от спячки.

– Лето, что ли, наступило? – хрипло спросил он.

– Лето? – засмеялся Хёрбе. – Не-ет, до лета еще придется немного подождать.

Он взял с полки чашку и наполнил ее до краев.

– Будь здоров,

Цвоттель!

Счастливого Нового года!

Цвоттель не сразу понял, что происходит.

– Ну-ка, повтори, гном.

И говори медленно и отчетливо, чтобы леший мог понять, – попросил он.

– Счастливого Нового года! – воскликнул Хёрбе.

И все – Старина Цимприх, кузнец Железный

Мёллер Печник,

Длинный Гинцель,

Кайль Хромоножка, пасечник Медовый Панкрац,

Пестрый Хоффман и Плишке – хороир закричали:

– Счастливого Нового года!

Всем-всем-всем счастливого Нового года!