Семен Липкин

Соловей поет за рекой лесной,
Он поет, — расстаются вдруг
То ли брат с сестрой, то ли муж с женой,
То ль с любовницей старый друг

Есть двуединство: народ и религия,
И потому что они сочетались,
Правды взыскуя, отвергну вериги я
И не надену ни рясу, ни талес

Когда все кружится в закрутке,
В безумной связке двух валют,
Как нежно-старомодны, чутки,
Как звонко соловьи поют,

В долине плоской, как доска,
Чернеют овцы и собаки —
Начертанные кем-то знаки
Неведомого языка

И
И
Ром-Лебедеву
Возле Минска, в свете полнолунья,

Шаман был женщиной
Он скашивал
Сверкающий зрачок,
Грозил кому-то жесткой дланью,

Дуб стоит, как прежде, одинокий,
Только небо веселей и чище,
С прутиками в клювах две сороки
Строить начали свое жилище

Лес удивляется белесой полосе,
А мир становится безмерней:
Как будто пахтанье, густеет на шоссе
Туман поздневечерний

Всюду смешанный лес
Трех наречий славянства,
Русских вихрей шаманство,
Малороссии бес,

Каждый месяц на небосводе
Уменьшается луна,
Наконец, в мировом просторе
Исчезает, но видим: вскоре,

Лежит в кювете грязный цыганенок,
А рядом с ним, косясь на свет машин,
Стоит курчавый, вежливый ягненок
И женственный, как молодой раввин

Чабан, коня поставив на приколе,
Заснул, не закрывая глаза карего

Две-три кибитки в диком чистом поле