Ареопагу был он громом многократно…
Ареопагу был он громом многократно,
По смерти же его поставили кумир
Вельможам вместе быть с ним было неприятно:
Не терпит правды мир
Ареопагу был он громом многократно,
По смерти же его поставили кумир
Вельможам вместе быть с ним было неприятно:
Не терпит правды мир
А я ужель забыт тобою,
Мой брат по музе, мой Орест
Или нельзя стеснить мечтою
До тех обетованных мест,
Блещет Аттика женами;
Всех Аспазия милей:
Черными очей огнями,
Грудью пенною своей
В третий раз, мои друзья,
Вам спою куплеты я
На пиру лицейском
О, моя, поверьте, тень
Ахтырские гусары,
О храбрые друзья
Простите
— на удары
Амуру вздумалось Псишею,
Резвяся, поймать,
Опутаться цветами с нею
И узел завязать
Умолкни, чернь непросвещенна,
Слепые света мудрецы
—
Небесна истина, священна
Что Иличевский не в Сибири,
С шампанским кажет нам бокал,
Ура, друзья
В его квартире
Анахорет по принужденью
И злой болезни, и врачей,
Привык бы я к уединенью,
Привык бы к супу из костей,
Случись Анакреону
Марию восещать;
Меж ними Купидону,
Как бабочке, летать
Толстой[1] молчит
— неужто пьян
Неужто вновь закуролесил
Нет, мой любезный грубиян
Семь лет пролетело, но, дружба,
Ты та же у старых друзей:
Все любишь лицейские песни,
Все сердцу твердишь про Лицей