Александр Бирюков

Без ужаса войны понять, что есть такое страх,
Что есть в победе честной окрыляющей покой,
Идущий с пониманием вразрез о тихих снах,
И есть подтекст за каждой непрочитанной строкой.

Гляди, звуковые барьеры сняты,
Сняты ловушки и сняты сети,
Вокруг стало очень тихо –
Мы, кажется, больше не дети.

Ах если б все нам знать наверняка:
Как поступать, не зная поражений и обид,
Кем быть, все правильно нам сделать как,
Как мудрым стать и мудро жизнь прожить.

Замерзший так давно, он ждал тебя у старого перрона,
Но не хотел, не мог уйти, так просто навсегда исчезнув.
Он ждал тебя холодною зимой, замерзший, у вагона.
Его мечты казались безрассудны в безрассудстве меркнув.

Пытаюсь вслушаться в твои холодные слова
Краснознаменная и златоглавая Москва,
Но ты молчишь, закутавшись в пургу.
И спят Париж, Берлин и Люксембург.

I
Как же сильно хотелось мне к вашим рукам невзначай прикоснуться,
А потом в позабытых давно серенадах вечерней росой раствориться.
«Ветви, смотри!» – их громадные лапы под тяжестью снега согнутся.

Люби меня всей широтой своей души,
И в памяти мой образ по крупицам собирай.
Люби меня холодным воздухом в ночной тиши
И воспалением души меня не забывай.