Ровным-то местом мы тут не больно богаты.
Всё у нас горы да ложки, ложки да горы.
Не обойдешь их, не объедешь.
Гора, конечно, горе рознь.
Иную никто и в примету не берет, а другую не то что в своей округе, а и дальние люди знают: на слуху она, на славе.
Одна такая гора у самого нашего завода пришлась.
Сперва с версту, а то и больше такой тянигуж, что и крепкая лошадка налегке идет и та в мыле, а дальше еще надо взлобышек одолеть, вроде гребешка самого трудного подъему.
Что говорить, приметная горка.
Раз пройдешь либо проедешь, надолго запомнишь и другим сказывать станешь.
По самому гребню этой горы проходила грань: кончался наш заводский выгон и начиналась казенная лесная дача.
Тут, ясное дело, загородка была поставлена и проездные ворота имелись.
Только эти ворота - одна видимость.
По старому трактовому положению их и на минуту запереть было нельзя.
Железных дорог в ту пору по здешним краям не было, и по главному Сибирскому тракту шли и охали, можно сказать, без передышки днем и ночью.
Скотину в ту сторону пропустить хуже всего, потому - сразу от загородки шел вековой ельник, самое глухое место.
Какая коровенка либо овечка проберется - не найдешь ее, а скаты горы не зря звались Волчьими падями.
Зимами и люди мимо них с опаской ходили, даром что рядом Сибирский тракт гудел.
Сторожить у проездных ворот в таком месте не всякому доверишь.
Надежный человек требуется.
Наши общественники долго такого искали.
Ну, нашли все-таки.
Из служилых был,
Василием звали, а как по отчеству да по прозванию, не знаю.
Из здешних родом.
В молодых годах его на военную службу взяли, да он скоро отвоевался: пришел домой на деревяшке.
Близких родных, видно, у этого Василия не было.
Свою семью не завел.
Так и жил бобылем в своей избушке, а она как раз в той стороне, где эта самая гора.
Пенсион солдатский по старому положению в копейках на год считался, на хлеб не хватало, а кормиться чем-то надо.
Василий и приспособился, по-нашему говорится, к сидячему ремеслу: чеботарил по малости, хомуты тоже поправлял, корзинки на продажу плел, разную мелочь ко кроснам налаживал.
Работа все копеечная, не разживешься с такой.
Василий хоть не жаловался, а все видели - бьется мужик.
Тогда общественники и говорят:
- Чем тебе тут сидеть, переходи-ка в избушку при проездных воротах на горе.
Приплачивать будем за караул.
- Почему, - отвечает, - миру не послужить?
Только мне на деревяге не больно способно скотину отгонять.
Коли какого мальчонку в подручные ставить будете, так и разговору конец.
Общественники согласились, и вскоре этот служивый перебрался в избушку при проездных воротах.
Избушка, понятно, маленькая, полевая, да много ли бобылю надо: печурку, чтоб похлебку либо кашу сварить, нары для спанья да место под окошком, где чеботарскую седулку поставить.
Василий и прижился тут на долгие годы.
Сперва его дядей Васей звали, потом стал дед Василий.
И за горой его имя укоренилось.
Не то что наши заводские, а чужедальние, кому часто приходилось ездить либо с обозами ходить по Сибирскому тракту, знали Васину гору.
Многие проезжающие знали и самого старика.
Иной раз покупали у него разную мелочь, подшучивали:
- Ты бы, дед, хоть по вершку в год гору снимал, все-таки легче бы стало.
Дед на это одно говорил:
- Не снимать, а наращивать бы надо, потому эта гора человеку на пользу.
Проезжающие начинают допрашиваться, почему так, а дед Василий эти разговоры отводил:
- Поедешь дальше, дела-то в дороге немного, ты и подумай.
Подручных ребятишек у деда Василия перебывало много.
Поставят какого-нибудь мальчонку-десятилетка из сироток, он и ходит при этом деле год либо два, пока не подрастет для другой работы, а дальше к деду Васе другого нарядят.
А ведь годы-то наши, как вешний ручей с горы, бегут, крутятся, что и глазом не уследишь.
Через десяток годов, глядишь, первый подручный сам семьей обзавелся, а через другой десяток у него свои парнишки в подручные к деду Василию поспели.
Так и накопилось в нашем заводе этаких выучеников Васиной горы не один десяток.
Разных, понятно, лет.
Одни еще вовсе молодые, другие настоящие взрослые, в самой поре, а были и такие, что до седых волос уж дотянулись, а примета у всех у них одна: на работу не боязливы и при трудном случае руками не разводят.
Да еще приметили, что эти люди норовят своих ребятишек хоть на один год к деду Василию в подручные определить, и не от сиротства либо каких недостатков, а при полной даже хозяйственности.
Случалось, перекорялись из-за этого один с другим: моя очередь, твой-то парнишка годик и подождать может, а моему самая пора.
Люди, конечно, любопытствовали, в чем тут штука, а эти выученики Васиной горы и не таились.
В досужий час сами любили порассказать, как они в подручных у деда Василия ходили и чему научились.
Всяк, понятно, говорил своим словом, а на одно выходило.
Место у проездных ворот на Васиной горе вовсе хлопотливое было.
Не то что за скотом, а и за обозниками доглядывать требовалось: на большой дороге, известно, без баловства не проходит.
Иной обозник где-нибудь на выезде из завода прихватит барашка да и ведет его потихоньку за своим возом.
Забивать, конечно, опасались, потому тогда и до смертного случаю достукаться можно.
Наши заводские тоже ведь на большой дороге выросли, им в таком разе обозников щадить не доводилось.
С живым бараном куда легче.
Всегда отговориться было можно: подобрали приблудного, сам увязался за хлебушком, видно, - отогнать не можем.
А отдашь - и вовсе люди вязаться не станут, поругаются только вдогонку да погрозят.
Караулу, выходит, крепко посматривать надо было.
Ну, все-таки, сколь ни беспокойно было при этих проездных воротах, а досуг тоже был.
Старик в такие часы за работой своей сидел, а подручному мальчонке что делать?
Отлучаться в лес либо на сторону старик не дозволял.
Известно, солдатская косточка, приучен к службе.
С караула разве можно?
Строго на этот счет у него было.
Парнишке, значит, в такие досужие часы одна забава оставалась - на прохожих да на проезжих глядеть.
А тракт в том месте как по линейке вытянулся.
С вершины в ту и другую сторону далеко видно, кто подымается, кто спускается.
Поглядит этак, поглядит мальчонка да и спрашивает у старика:
- Дедо, я вот что приметил.
Подымется человек на нашу гору хоть с этой стороны и непременно оглянется, а дальше разница выходит.
Один будто и силы небольшой и на возрасте - пойдет вперед веселехонек, как в живой воде искупался, а другой, случается, по виду могутный - вдруг голову повесит и под гору плетется, как ушиб его кто.
Почему такое?
Дед Василий и говорит:
- А ты сам спроси у них, чего они позади себя ищут, тогда и узнаешь.
Мальчонка так и делает: начинает у прохожих спрашивать, зачем они на перевале горы оглядываются.
Иной, понятно, и цыкнет, а другие отвечали честь честью.
Только вот диво - ответы тоже на два конца.
Те, кто идет дальше веселым, говорят:
- Ну как не поглядеть.
Экую гору одолел - дальше и бояться нечего.
Все одолею.
Потому и весело мне.
Другие опять стонут:
- Вон на какую гору взобрался, самая бы пора отдохнуть, а еще идти надо.
Эти вот и плетутся, как связанные, смотреть на них тошно.
Расскажет мальчонка про эти разговоры старику, а тот и объясняет:
- Вот видишь, гора-то на дороге силу людскую показывает.
Иной по ровному месту, может, весь свой век пройдет, а так своей силы и не узнает.
А как случится ему на гору подняться вроде нашей, с гребешком, да поглядит он назад, тогда и поймет, что он сделать может.
От этого, глядишь, такому человеку в работе подмога и жить веселее.
Ну, и слабого человека гора в полную меру показывает: трухляк, дескать, кислая кошма, на подметки не годится.
Мальчонке, понятно, неохота в трухляки попасть, он и хвалится:
- Дедо, я на эту гору ежедень бегом подыматься стану.
Вот погляди.
Старик посмеивается:
- Ну что ж, худого в этом нет.
Может, и пригодится когда.
Только то помни, что не всякая гора наружу выходит.
Главная гора - работа.
Коли ее пугаться не станешь, то вовсе ладно будет.
Так вот и учил дедушко Василий своих подручных, а те своим ребятишкам это передали.
И до того это в наших местах укоренилось, что Васина гора силу человека показывает, что парни нарочно туда бегали, подкарауливали своих невест.
Узнают, скажем, что девки ушли за горы по ягоды либо по грибы, ну и ждут, чтобы посмотреть на свою невесту на самом гребешке: то ли она голову повесит, то ли песню запоет.
Невесты тоже в долгу не оставались.
Каждая при ловком случае старалась поглядеть, как ее суженый себя покажет на гребешке Васиной горы.
И посейчас у нас эта гора не забыта.
Частенько ее поминают, и не для рассказа про старое, а прямо к теперешнему прикладывают:
- Вот война-то была.
Это такая гора, что и поглядеть страшно, а ведь одолели.
Сами не знали, что в народе столько силы найдется, а гора показала.
Все равно, как новый широкий путь народу открыла.
Коли такое сделал, так и много больше того сделать можешь.
