Бывает, горько пробуждаться ото сна
и ощущать себя пробитой, насмерть.
Нет, мне не жаль, что я тобой жила.
Мне жаль, что силы кончились сражаться.
Не победить в бессмысленной возне:
я – за тобой, а ты – за красным платьем.
И только время объяснит тебе,
что счастье не во внешности и стати.
Надменный взгляд из-за твой спины:
мол, этот – мой, не смей и приближаться.
И твой смешок… Такой длины волны,
что хочется на атомы распасться.
И надо бы обидеться, уйти,
и надо разозлиться что есть силы.
А я смотрю, как рушишь ты мосты,
и мне тебя терять невыносимо.
Сейчас она смеётся надо мной:
как я смешно люблю и неуместно…
Но если ей любовь такой смешной
почудилась, то дальше всё известно:
твоя любовь её же насмешит,
и взглядом этим рано или поздно
уже тебя надменно одарит
твоя подруга. И, хватая воздух,
ты будешь так же тихо умирать,
насквозь пробитый этой злой усмешкой.
Дай Бог, чтоб рядом кто-то был – сказать,
что надо жить. Спокойно и неспешно.
И пережить, и выстоять, и вновь
себя собрать из крошечных осколков.
Как я сейчас живу, свою любовь,
тебе не нужную, как лист бумаги, скомкав.
И надо, надо всё послать к чертям.
А я тебя жалею, зная точно,
как кончится история твоя
и как душа твоя закровоточит.
Я вижу это ясно. Бумеранг
не знает в мире никакой пощады,
его уже не развернуть никак,
хоть мне чужой беды совсем не надо.
И я ведь не просила полюбить,
нет, дружбы мне твоей вполне хватало.
Всего-то надо было – защитить
меня от этих едких глаз шакальих.
Всего-то надо было быть добрей.
Моя любовь не требовала власти.
И ближе не было бы у тебя друзей,
и в этой дружбе я нашла бы счастье.
Но вам смешно: как глупо я горю,
как весело сгораю, вам на радость.
Что ж… Я не отрекаюсь: да, люблю.
Но рядом ни минуты не останусь.
