Они друг в друга падали - будто в воду с высокой скалы - зажмурившись, сгоряча; жизнь раскачивали, как палубу парохода: мирились и ссорились вдребезги по мелочам... Консьержки крестились, слушая, как кричала она, каждый раз его выгоняя в ночь как будто бы навсегда: - Убирайся! Прочь! А назавтра уже все начиналось сначала. Выходила квартира окнами на залив, и с балкона они кидали косточки слив в прохожих - любовь безнаказанна, молода - расшалились в ванной, соседей внизу залив однажды, и после, порядком всех разозлив, они наконец-то съехали, без стыда, их со скандалом выселили тогда... И в отчётах его шеф находил ошибки, раздражался частенько на отсутствующие улыбки, на весь его мечтательно-томный вид, шефу всё казалось, что он язвит подобным образом: - Знаете, против вас лично ничего не имею, я вашим трудом недоволен... (но счастливым таким быть попросту неприлично) Несколько мягких намёков, и он уволен. Ну а что ему? Подумаешь! Разве горе? Ведь они как прежде падали будто в море друг в друга; не уставая, они любили... Брали в прокате модные автомобили, часто недобро подшучивали и грубили, они смеялись - и делали это всласть... А что там болтают смурные дяди и тети:
- Безобразие! - Наглость! - Как вы себя ведете? Наплевать. Неудачников бесит чужая страсть. И день проживали они как последний из дней, любовь не бывает неправой, и ей видней. Тратили деньги. Теряли старых друзей. На виду целовались: завидуй, мол, нам, глазей... ------------------------------------------------------------ А когда всё это закончилось вдруг, пустота осталась в том месте - как вырезаный квадрат - чёрный, бездонный, болезненный - просто так уже не замазать, не выжечь, не отодрать. И он, уходя, с каждым новым лестничным маршем понимал всё яснее, что это - системный сбой... И теперь он снова станет самим собой - почти таким же. Только немного старше.
