меня разрывало на клочья - а я стояла и наблюдала
когда же станет невыносимо, что взвою
когда же наконец поравняюсь с землёю
в отсыревших подъездах проповедовала любовью
но там в почёте был лишь экстрим на перилах
и желание погадать на этикетах и на чернилах
в кромешной тьме пред иконой и в чистом платье да в чистом поле
я стояла и вопрошала когда же станем вересковым покоем
а не полигоном для опытов и стравливания с собою
господи, не добавляй, скоро и правда взвою
но если просишь помиловать - значит тебе выдадут новый крест
я захлёбываюсь и кричу, что я всё же любила их всех
как детей, коих нет без проказ, пакостей и утех
как стариков, от отчаяния летящих на анисовый свет
в них болела душа, в них билась любовь, а значит была россия
даже та, которую мне не принять сквозь синдром отмены и терапию
но если в ней что-то случается, меня сразу жутко кровит
каждый волдырь на мне проявляется с новой силой
я неразрывно связана с ней и липкой жвачкой, и тиной
я утопленница в море крови, я офелия в форме и латах
цветы - лучше пуль, но пули, увы, нужны нам всем
чтобы ощутить жажду жизни предвкушая расстрел
моих героев давно нет в живых , а новые мне малы и жмут
я не верю в их мыльный пузырь, летящий к плечу палача
наивно-фальшиво как обои с имитацией кирпича
у тех кто плачет нынче ‘за русь’ вместо сердца сгнившая алыча
разным цветом горит в пучине маяк, но для каждого он ориентир
революция - это кровь, жезл, вырванный из стихии
я расхлестаю хоть всю свою кровь, но пусть её не проливают другие
у меня в аптечке комплекс бога
мертвые идолы
любовь и слова
я справлюсь
тем более
не одна, а с ними.
