Бесславного гневит прославленный коллега.
Как будто слава — хлеб отобранный, телега,
Везущая не всех… А слава — степь без края,
Где каждый волен взять свою пригоршню снега.
Чтоб не забыли мы, какой поэт забыт,
И вспомнили опять: кто нынче знаменит,
Пусть критик (подтвердив безвестность безызвестных)
Нас о известности известных известит.
Как? Слава кончилась?! Где? Чья? Какая жалость!
На это зрелище опять толпа сбежалась.
И если рассудить по ярости забвенья,
Легко предположить, что слава — продолжалась.
О! Слава автора действительно хитра,
Когда поют ее десятка с полтора
Пристрастных циников! Но то ж — не столько слава,
Сколь пар без лошади и дужка без ведра.
Друг! Радуясь за тех, чья слава миновала,
Как сам ты избежал столь грустного провала?
Прикрывшись и зардясь, мне критик отвечает:
«Забвенью не бывать, где славы не бывало».
… И в час, как будем мы действительно забыты,
О критик! мы придем у вас искать защиты
От страшных летских вод. Забвенье – мать прощенья, —
А вы — вы будете всегда на нас сердиты.
