Главы с ним поступили по-северному жестоко.
Всем велели молчать. На запрет не бывает срока.
Было страшно. Мой дом был последним, за ним - дорога...
Мне потом говорили, что он к нам пришёл с востока.
Он писал имена в запотевшем стекле оконном.
Угольком на округлых камнях рисовал драконов.
При игре в дурака щедро всем раздавал погоны.
Кто-то видел, что он по ночам разгружал вагоны,
Кто-то мне говорил, он хотел получить наследство,
Но ему дали только поесть и переодеться...
Это было то время, когда боевое детство
Переходит во что-то пугливое по соседству.
Мы сжигали те дни, не вникая в проблемы близких.
Он болтал на своём, и на нашем, и по-английски.
Как-то раз он для нас утащил полбутылки виски.
Мы смеялись.
И мы не сказали ему о рисках
В этом месте холодном, где солнце лишь соглядатай,
Где детей не пускают на улицы в день зарплаты.
Он приснился мне ночью на пятницу. Был поддатый.
И наутро я долго пыталась найти лопату,
А нашла только ржавый совок и за баней вилы.
И стояла с совком как дурочка у могилы.
Солнце жалось к черте горизонта и торопило.
Все его не любили.
И я его не любила.
