Жизнь колотит меня о земли вековую стать, бутафорский убор украшает бесцветность слов,
А деревья стоят, словно стражи у ног Христа, укрывая собой испещрённую верой плоть,
А деревья шумят, напевая мне о луне, что упрямо горит на руках исступлённой тьмы,
Я хочу в эту ночь обнажённой плясать на ней, и кричать, и кричать, пока крик не прорвёт нарыв,
И не вытечет боль из присыпанных пеплом ран, истлевая под светом спустившихся ниже звёзд -
Взгляд небес не способен безмолвный рассвет предать, даже если разрушен последний вселенский мост.
Но безумная память стекает по мозжечку, застывая в затылке скупым ледяным мячом,
Что такое любовь - это то, что в накале чувств обнуляет бездумно избитых ошибок счёт,
Что такое мечта - это ломких иллюзий пыль, как и сны - исступлённых и тайных желаний клеть,
И деревья умолкли, но в каждом движеньи - мысль, что рождает надежду ходить по другой земле.
А деревья стоят, улыбаясь слегка - слегка: ну куда им бежать от бессмертных своих корней?
Под бесчестьем людским только глубже врастают в ад, где играют Шопена лишь третью из всех частей.
Я - смотритель своих безнадёжно пустых высот и посредник меж спящих и бурных летящих дней,
Сквозь огонь и туман где-то там у больших мостов, может быть, кто-то видит мою костяную тень…
И куда мне идти?
Под ногами закат хрустит и меняет узоры под кистью не в тех руках,
Но я делаю шаг в бесконечность иных стихий -
больше
некуда
некуда
некуда
отступать.