О мертвых плачу я, о Рино, бард младой!
О юноша! ты днесь сияешь красотой,
И крепостию сил ты многих превышаешь,
И здравием цветешь; но смерть и ты познаешь,
И медленно в крови потухнет жизни жар,
И ты падешь, увы! как сильный пал Морар.
На гроб печальный твой, пустыней окруженный,
Воссядет изредка лишь путник утомленный;
Светило дня лучей на Рина не прольет,
И лука твоего никто не напряжет.
Морар! хвала тебе: как ломит вихря сила
Цвет польный, так врагов рука твоя ломила;
Ты легкостию ног бег лани мог пресечь;
Как молния сверкал, как гром разил твой меч;
Твой глас подобен был источнику шумящу
Иль грому дальнему, всем гибелью грозящу,
И счета нет мужам, поверженным тобой.
Но возвратясь с полей, дымящихся войной,
Ты ближних радовал, не страшен и не злобен;
С лица светилу дня ты был тогда подобен
Иль в молчаливу ночь задумчивой луне;
И вся душа твоя сияла в тишине,
Как светла озера струи во время нощи,
Когда почили сном и ветр, и степь, и рощи.
Морар! и твой навек уже закрылся взор;
Как глыба снежная, отломок вешних гор,
Ты пал: безвестный рок! сколь ты ко всем неверен!
Теперь лишь три шага, и ты, Морар, измерен.
Обросший камень мхом, без листьев древний дуб
Одни явят векам, что здесь зарыт твой труп;
И не придет никто усердия слезами
Почтить его, и гроб усеять твой цветами;
Уже и мать твою в могилу отнесли,
И дщерь Моргланова исчезла от земли.
Но кто же старец сей, покрытый сединою,
Согбенный над жезлом, трепещущей ногою
Печально к нам идет? отец твой, о Морар!
Тобой он жил, в тебе небесный видел дар,
Тобой хвалился, знав, что на войне кровавой
Ты первый юноша и силою и славой;
А ныне слезную узнал он смерть твою. —
Несчастный! орыдай потерю в нем свою;
Но ах! твой сын уже рыдания не внемлет;
В могиле, смертным сном окованный, он дремлет.
О если б отчий глас усопшего воззвал!
Но нет, он в прахе скрыт и сам уж прахом стал.
Когда же солнца луч во мрачный гроб прольется?
Когда твой крепкий сон, о юноша, прервется?
Прости навеки, муж крепчайший из мужей!
Не знавший ужаса средь битвенных полей.
Оружием твоим леса не озарятся,
Ни чада именем отца не возгордятся:
Нет сына у тебя, погиб с тобой твой род;
Но подвиги твои уведает народ,
Им в похвалу Альпин возвысит песни громки,
И будут им внимать позднейшие потомки.
Так воспевал Альпин, и песней мрачных глас
Помалу разливал уныние меж нас;
Но боле всех Армии печалию смутился:
Вид сына мертвого очам его явился,
Который яко крин косой ссеченный пал,
И в утешенье так Кармор ему вещал:
Армин! почто вздыхать? иль бардов песнь уныла
Сердечных раны бед глубокие раскрыла?
Поверь, целебный глас искусного певца
Утешну сладость льет в растерзанны сердца;
Так свежая роса, с реки поднявшись летом,
Туманом стелется в долине пред рассветом
И влагой теплою питает жадный злак,
Доколе солнце, встав, разгонит пар и мрак.
Престань же сетовать, о Гормы вождь почтенный!
1810
