Трофейная пластинка
Эта жизнь была не мед, но восхищала иногда:
выдавала крупный куш при мелких шансах…
О, какая вдруг вспорхнет из-под корунда ерунда,
вроде скрипок, замирающих в нюансах.
Генеральша в тридцать лет: повелевающая стать,
очи серые уставшей Ярославны…
Ах, вернуть бы этот бред! Да этих верст не наверстать —
до Коломны, то ли вроде до Купавны.
Был у Лещенко Петра какой-то ключик золотой,
открывающий неведомые дверцы.
На коврах настенных фото: берег, солнцем залитой,
иноходцы, инородцы, иноверцы.
Оттого ль, что надоел казенный юг, казенный муж,
иль у золота любви своя обманка,
но в таком слиянье тел нелепо спрашивать у душ,
кто мы с ней и кем мы станем спозаранка.
И сплетались, и сплетались пошлый слог и дивный ритм
под корундовым сучком в башке мембраны!
Каждый жест мой непреклонен, каждый твой — неповторим:
мы друг другу и рабы, но и тираны…
Эту шустренькую муть, неукротимый шлягерок,
да неужто услыхав, пожмем плечами?
Этот долгий страшный путь вдоль обнаженных светлых ног,
и — ни мудрости в обоих, ни печали.
1956
Юрий Ряшенцев
Другие работы автора
У полдня с вечером пока ничья
У полдня с вечером пока ничья Крутой холодный кипяток ручья гремит под окнами
Январь
Кусок небосвода причудливо вырезан кровлями Пей крепкое зелье мороза — заплачено кровными
Газон с мандрагорой подстрижен Но как-то неровно
Газон с мандрагорой подстрижен Но как-то неровно Свет окон слетает, как голубь, крыло наклоня
На рынке
Вот древнее зрелище — полная страсти толпа на рынке, коричневом, желтом, оранжевом, красном, зеленом Сквалыга и вместе мотовка, зорка и слепа,