Давным-давно в горах Гаро, недалеко от снежных вершин Гималаев, жили цыгане.
Время от времени они снимались с места и бродили по деревням, показывая разные фокусы и акробатические номера, и так зарабатывали себе на жизнь.
Иногда они спускались к реке Дхану, в округе Майменсинх, и, собрав немного денег, возвращались в родные места, жили там несколько месяцев, а затем вновь отправлялись в путь.
Их главарем был человек богатырского сложения.
Звали его Хомра.
Несмотря на его свирепый вид и жестокий нрав, в таборе он пользовался уважением.
Цыгане видели в нем главаря, под опекой которого они сами, их жены и дети были в безопасности.
Его всегда слушались беспрекословно.
Цыгане занимались не одной акробатикой.
Тихие и мирные днем, под покровом ночи они порой преображались и тогда становились бандой грабителей – забирались в дома и уносили с собой все, что попадалось под руку.
Жила в таборе девушка лет шестнадцати, по имени Махуа, приемная дочь Хомры.
Ни одна другая девушка-цыганка не могла сравниться с ней красотой и искусством акробатики.
Тоненькая и стройная, быстрая и легкая, словно птица, всегда веселая и жизнерадостная, она как никто умела танцевать на канате, натянутом между двумя бамбуковыми шестами.
У Махуа были большие темные глаза и длинные черные волосы, окутывавшие ее стройную фигурку.
И хотя цыгане принадлежали к низшей касте, все движения Махуа были грациозны, как у настоящей принцессы.
Короткая красная кофточка, красная юбочка, ниточка цветных бус на шее - вот и весь ее наряд.
Говорили, что Хомра выкрал ее из дома одного пожилого брахмана, когда ей было всего шесть месяцев.
Вырастила ее жена Хомры.
Девочка была необычайно красива, и ей дали имя Махуа, что значит
Горный цветок'.
Потом жена умерла, и Хомра один растил девочку, заботливо и нежно.
И вот теперь она расцвела, и, если говорить правду, именно благодаря ее красоте и искусству цыгане могли зарабатывать себе на жизнь.
Цыгане редко наведывались в крупные города и посещали больше деревни.
Они старались, чтобы их появление выглядело эффектно.
Флейтисты и барабанщики доставали инструменты и начинали играть веселые мелодии.
Собаки приветствовали их лаем, за ними с криком и шумом бежали мальчишки.
Для деревенских жителей, молодых и старых, приход цыган с их громкой музыкой и захватывающими представлениями всегда был большим событием.
Во главе процессии царственно выступал Хомра.
За ним, смеясь и танцуя, шла Махуа.
Потом – флейтисты и барабанщики, а затем - танцоры и акробаты с семьями.
Кто-то нес на себе узлы с пожитками или декорации, кто-то вел мула, нагруженного брезентом, веревками и бамбуковыми шестами, кто-то - охотничью собаку или козу с подвязанным выменем.
Вместе с цыганами в большой ржавой клетке всегда путешествовал старый попугай с томными глазами.
А один пожилой цыган носил с собой деревянный ящичек с талисманом: ходили слухи, что это была кость дьявола.
В деревне Баманканда, расположенной на реке Дхану, жил богатый молодой брахман по имени Надер-чанд.
Он еще не достиг совершеннолетия, когда умер его отец, оставивший ему богатое наследство.
С помощью матери юноша справлялся с хозяйством и стал уже довольно независимым, хотя и не выходил из-под ее воли.
А мать очень любила его и считала, что его ниспослало ей само небо.
Однажды, когда Надер-чанд сидел с друзьями во дворе своего большого дома, появился слуга и с поклоном доложил:
- Господин, в деревню пришли цыгане.
Они просят разрешить им дать представление.
Их довольно много, а среди акробатов есть молодая девушка редкой красоты, по имени Махуа.
Я видел ее собственными глазами и могу заверить, что никогда еще не встречал девушки привлекательнее ее.
Слова слуги заинтересовали молодого брахмана.
Это был человек талантливый, с большим воображением.
Он любил разные зрелища и охотно согласился посмотреть выступление цыган.
Не прошло и часа, как все приготовления были закончены, и двор заполнился зрителями, среди которых было много друзей Надер-чанда и именитые жители деревни.
Представление началось.
Акробаты прыгали, кувыркались, танцевали, проделывали всевозможные трюки на земле и в воздухе.
Затем настала очередь Махуа.
Она грациозно подошла к высокому бамбуковому шесту и слегка покачала его, чтобы убедиться, что он прочно укреплен в земле.
Проделала она это скорее по привычке, чем из боязни.
Молодой Надер-чанд, сидя в кругу своих друзей, глядел на нее с улыбкой и интересом.
Она взобралась на шест и стала танцевать на туго натянутом канате.
Ее браслеты мелодично позвякивали в такт барабанам и флейтам.
- Боже мой, она сейчас упадет! - прошептал Надер-чанд.
Но Махуа не упала, а, закончив свой танец, спустилась с шеста и предстала перед молодым брахманом.
- Я показала вам свое искусство, господин, и жду награды.
Надер-чанд тут же снял с пальца золотое кольцо с бриллиантом и бросил девушке.
Возглас изумления прокатился среди присутствующих.
Махуа подняла кольцо и поклонилась.
Хомра, увидев щедрость Надер-чанда, вышел вперед.
- Господин мой, - сказал он смиренно, - дай нам немного земли, где мы могли бы жить, и да благословит тебя бог.
Надер-чанд был так доволен выступлением Махуа, что тут же исполнил просьбу Хомры и дал цыганам деньги на постройку жилья.
Невдалеке от деревни Баманканда, на земле, которую подарил Надер-чанд, цыгане построили большой дом и стали в нем жить.
Однажды Надер-чанд возвращался с вечерней прогулки берегом реки и у ступеней гхата повстречал молодую женщину с кувшином на плече.
Он сразу же узнал Махуа, так как все время помнил о ней.
Глаза их встретились, и взгляды были красноречивее любых слов.
После этого вечера двое влюбленных стали часто встречаться на том же месте и в то же время.
Как лиана со временем все крепче обвивает дерево, так и любовь к Махуа все сильнее завладевала сердцем Надер-чанда.
Если бы речь шла только о богатстве или положении, он всем пожертвовал бы ради своей любви.
Но Надер-чанд принадлежал к священной касте брахманов, а Махуа была пария, можно сказать, неприкасаемая.
Даже малейшее подозрение в связи с девушкой-цыганкой могло навлечь на юношу грозу и разбить сердце матери.
Что он мог поделать?
Ночь за ночью лежал Надер-чанд без сна, пытаясь найти выход из ужасного положения.
Его цветущее лицо осунулось и поблекло, он стал избегать друзей и проводил дни в печальном уединении.
Весь день с нетерпением ожидал он захода солнца - часа, когда можно будет встретиться с любимой.
Однажды, придя на свидание,
Надер-чанд был встревожен печальным и расстроенным видом Махуа.
Он спросил, в чем дело, и замер в ожидании ответа.
Махуа никак не могла решиться сказать и наконец голосом, полным отчаяния, произнесла:
- О мой повелитель, отец открыл нашу тайну и решил навсегда покинуть Баманканду, бросив дом и имущество.
Мы уходим сегодня ночью.
Как я буду жить, не видя тебя? - спросила она, глядя на него глазами, полными слез.
- Моя Махуа... - начал Надер-чанд, но не смог вымолвить больше ни слова.
Так и стояли они в полном молчании.
Наконец Махуа сказала:
- Если ты захочешь увидеть меня, приходи в горы и найди дом, дверь которого выходит на юг, она увита чампаком.
Наша труппа пробудет там некоторое время, а затем мы отправимся в новые странствия.
Сказав это, она ушла.
А Надер-чанд остался стоять на месте будто громом пораженный.
Прошло три месяца.
И вот однажды, когда Хомра сидел на пороге своего дома в горах Гаро, к нему подошла Махуа с юношей, одетым в крестьянское платье.
Незнакомец был молод и статен.
По его изнуренному виду Хомра понял, что юноша не ел уже несколько дней.
Гость не поднимал головы и избегал смотреть в глаза.
- Отец, - сказала Махуа. - Я встретила этого человека в лесу.
Он говорит, что у него никого нет.
Юноша хочет вступить в нашу труппу.
Он мечтает научиться нашим акробатическим номерам и готов слушаться тебя во всем.
Хомра испытующе посмотрел на юношу.
- Хорошо, парень, - сказал он многозначительно, - увидим, на что ты годишься.
Ночью, когда все уснули,
Махуа тихо поднялась со своей постели.
На небе не было ни луны, ни звезд.
Она с трудом пробралась к берегу реки Кангша, где под деревом, на куче сухих листьев, спал молодой крестьянин.
- Мой повелитель, проснись, - прошептала она.
И, увидев, что он открыл глаза,
Я боюсь, что отец догадался, кто ты, и замыслил тебя убить.
Мы должны бежать, пока не поздно.
Они бросились к привязи, где стояли кони Хомры, взяли двух самых быстрых скакунов и пустились в путь.
Они ехали всю ночь и на рассвете остановились на опушке огромного леса.
Махуа расседлала коней и ласково похлопала их по крупам.
- Передайте моему отцу, - сказала она, - что его дочь Махуа растерзали тигры.
И лошади поскакали назад.
Взявшись за руки,
Надер-чанд и Махуа вошли в лес, покинув мир во имя своей любви, и стали жить вдвоем беззаботно, как птицы.
Они питались плодами, которые росли повсюду в изобилии, утоляли жажду холодной и чистой ключевой водой.
Во время дневной жары они укрывались под сенью больших, тенистых деревьев, а ночью спали в пещере или в дупле дерева.
Они чувствовали себя безгранично счастливыми, забыв родителей и не думая больше о мире, лежавшем за пределами этого леса.
Молодые люди радовались птицам и их песням.
Иногда Махуа сплетала из диких цветов гирлянды и надевала их на шею любимого, а он разыскивал и приносил ей самые вкусные плоды, охранял от всяких невзгод, защищал от диких зверей.
Постепенно все обитатели леса привыкли к ним и признали своими друзьями.
Влюбленные бродили с места на место и нигде подолгу не задерживались.
Жизнь для них была словно сон, не омраченный мыслями о пробуждении.
Так прошло много месяцев.
Но однажды, когда они были в глубине леса,
Махуа внезапно услышала собачий лай.
Она замерла на месте, скованная страхом.
- Что случилось, любимая? - спросил с тревогой Надер-чанд.
- Увы, настал конец всему, и так скоро... – ответила Махуа голосом, полным отчаяния. - Ты слышал лай?
Это собака моего отца, я знаю ее голос.
Отец выследил нас и через несколько минут будет здесь.
Выхода нет, это судьба.
Не успела она произнести эти слова, как из-за деревьев появился Хомра со своими людьми и собаками.
Черный цыган пылал от ярости.
Держа в руках огромный отравленный кинжал, он приблизился к ним.
- Махуа, - загремел его голос, - если ты хочешь жить, убей этого человека!
Дрожащими руками, но с твердостью в сердце она взяла кинжал из рук цыгана.
Будто забыв о Хомре, его людях и собаках, она медленно подошла к своему любимому.
- Мой милый муж, - сказала она дрогнувшим голосом, - прости меня за мой поступок, но другого выхода нет.
Это судьба...
С этими словами она вонзила себе в грудь кинжал и, бездыханная, упала к ногам возлюбленного.
Сделала она это молниеносно, словно дикий зверь, доведенный до отчаяния.
На мгновение Хомра остолбенел.
Затем он повернулся к своим людям и в бешенстве закричал:
- Чего вы ждете?
Убейте его!
И верные цыгане не посмели ослушаться приказа своего главаря.
