Одна капля убивает лошадь

Когда папа заболел, пришел доктор и сказал:
- Ничего особенного, маленькая простуда.

Но я вам советую бросить курить, у вас в сердце легкий шумок.
И когда он ушел, мама сказала:
- Как это все-таки некультурно - доводить себя до болезней этими проклятыми папиросами.

Ты еще такой молодой, а вот уже в сердце у тебя шумы и хрипы.
- Ну, - сказал папа, - ты преувеличиваешь!

У меня нет никаких особенных шумов, а тем более хрипов.

Есть всего-навсего один маленький шумишко.

Это не в счет.
- Нет - в счет! - воскликнула мама. - Тебе, конечно, нужен не шумишко, тебя бы больше устроили скрип, лязг и скрежет, я тебя знаю.
- Во всяком случае, мне не нужен звук пилы, - перебил ее папа.
- Я тебя не пилю, - мама даже покраснела, - но пойми ты, это действительно вредно.

Ведь ты же знаешь, что одна капля папиросного яда убивает здоровую лошадь!
Вот так раз!

Я посмотрел на папу.

Он был большой, спору нет, но все-таки поменьше лошади.

Он был побольше меня или мамы, но, как ни верти, он был поменьше лошади и даже самой захудалой коровы.

Корова бы никогда не поместилась на нашем диване, а папа помещается свободно.

Я очень испугался.

Я никак не хотел, чтобы его убивала такая капля яда.

Не хотел я этого никак и ни за что.

От этих мыслей я долго не мог заснуть, так долго, что не заметил, как все-таки заснул.
А в субботу папа выздоровел, и к нам пришли гости.

Пришел дядя Юра с тетей Катей,

Борис Михайлович и тетя Тамара.

Все пришли и стали вести себя очень прилично, а тетя Тамара как только вошла, так вся завертелась, и затрещала, и уселась пить чай рядом с папой.

За столом она стала окружать папу заботой и вниманием, спрашивала, удобно ли ему сидеть, не дует ли из окна, и в конце концов до того наокружалась и назаботилась, что всыпала ему в чай три ложки сахару.

Папа размешал сахар, хлебнул и сморщился.
- Я уже один раз насладила этот стакан, - сказала мама, и глаза у нее стали зеленые, как крыжовник.
А тетя Тамара расхохоталась во все горло.

Она хохотала, как будто кто-то под столом кусал ее за пятки.

А папа отодвинул переслащенный чай в сторону.

Тогда тетя Тамара вынула из сумочки тоненький портсигарчик и подарила его папе.
- Это вам в утешение за испорченный чай, - сказала она. - Каждый раз, закуривая папироску, вы будете вспоминать эту смешную историю и ее виновницу.
Я ужасно разозлился на нее за это.

Зачем она напоминает папе про курение, раз он за время болезни уже почти совсем отвык?

Ведь одна капля курильного яда убивает лошадь, а она напоминает.

Я сказал:
Вы дура, тетя Тамара!

Чтоб вы лопнули!

И вообще вон из моего дома.

Чтобы ноги вашей толстой больше здесь не было».
Я сказал это про себя, в мыслях, так, что никто ничего не понял.
А папа взял портсигарчик и повертел его в руках.
- Спасибо,

Тамара Сергеевна, - сказал папа, - я очень тронут.

Но сюда не войдет ни одна моя папироска, портсигар такой маленький, а я курю

Казбек».

Впрочем...
Тут папа взглянул на меня.
- Ну-ка,

Денис, - сказал он, - вместо того чтобы выдувать третий стакан чаю на ночь, пойди-ка к письменному столу, возьми там коробку

Казбека» и укороти папироски, обрежь так, чтобы они влезали в портсигар.

Ножницы в среднем ящике!
Я пошел к столу, нашел папиросы и ножницы, примерил портсигар и сделал все, как он велел.

А потом отнес полный портсигарчик папе.

Папа открыл портсигарчик, посмотрел на мою работу, потом на меня и весело рассмеялся:
- Полюбуйтесь-ка, что сделал мой сообразительный сын!
Тут все гости стали наперебой выхватывать друг у друга портсигарчик и оглушительно хохотать.

Особенно старалась, конечно, тетя Тамара.

Когда она перестала смеяться, она согнула руку и костяшками пальцев постучала по моей голове.
- Как же это ты догадался оставить целыми картонные мундштуки, а почти весь табак отрезать?

Ведь курят-то именно табак, а ты его отрезал!

Да что у тебя в голове - песок или опилки?
Я сказал:
Это у тебя в голове опилки,

Тамарище Семипудовое».

Сказал, конечно, в мыслях, про себя.

А то бы меня мама заругала.

Она и так смотрела на меня что-то уж чересчур пристально.
- Ну-ка, иди сюда, - мама взяла меня за подбородок, - посмотри-ка мне в глаза!
Я стал смотреть в мамины глаза и почувствовал, что у меня щеки стали красные, как флаги.
- Ты это сделал нарочно? - спросила мама.
Я не мог ее обмануть.
- Да, - сказал я, - я это сделал нарочно.
- Тогда выйди из комнаты, - сказал папа, - а то у меня руки чешутся.
Видно, папа ничего не понял.

Но я не стал ему объяснять и вышел из комнаты.

Шутка ли - одна капля убивает лошадь!