Ольге
Еще недавно, ослепив глаза,—
такая сила тяжкая дана ей,—
вся черная, как оспа,
ледяная,
за крыши задевая, шла гроза;
валила с ног дубы,
коверкала ограды,
ломилась в трубы, жгуча и груба,
копытами, подкованными градом,
топтала недозревшие хлеба;
рвались из трещин молнии-дымки,
и туча распадалась на куски...
Внезапно кончилось, как началось.
Лучи ударили, пробив насквозь
ворочающиеся вороха —
отряхивающиеся облака,
Как шлепаются капли звонко!
И показалась из-под лопуха
лукавая горошина зрачка
и желтая лопаточка утенка.
Дождем отполирована листва,
на ней мильоны солнц сверкнули,
обрадованно загудели ульи,
и чутко уши подняла ботва.
На ферме бабы ведрами стучат:
тревожен краткий мык — печаль коровья.
И плачет и смеется сад,
исхлестанный грозою на здоровье.
Какой пронизывающий ток
желанья жить
природа накопила!
Чу! Задышало в кузнице горнило,
пошел по наковальне молоток.
Все движется, полно многоголосья,
проселком трактор тащит в поле кладь,
там головы склоненные колосьев
под солнцем выпрямляются опять.
А мы, измокшие, смеясь, с тобой
идем зажатой меж хлебов тропой.
Ты юбку подоткнула. Шаг размашист.
Босые ноги в лепестках ромашек,
в налипшей бестолочи травяной.
Палит жаровня солнечная в небе,
над горизонтом молнии зигзаг,
и радуги необычайный гребень
в твоих немного рыжих волосах.
И, врезанная круглыми резцами,
дорожная виляет колея,
и жаворонок трепетно мерцает
над радостным пространством бытия.
