Если лампа дрожит, если поздно, темно,
Если вихри дождя сотрясают окно
И дорога зовет — в шум весны, в тайну тьмы, —
Это гномы зовут: «Это мы! Это мы!»
Если тает винтами дорога вдали,
А стекло фонаря дребезжит: «Ти-лин-ли» —
Тонкой песенкой, жалобой… И, бестолков,
Рвется внутрь фонаря рой ночных мотыльков,
И, вздыхая, снуют между крыльев шумы, —
Это гномы снуют: «Это мы! Это мы!»
И когда… мотыльков ты пугаешься вдруг,
И кольцо фонаря выпускаешь из рук;
И когда их теней исполинский размах,
Опахнув, обдувает леса на холмах,
Как гроза… И душистый, и душный порыв
Налетит, до зари твой фонарь потушив,
И посыплются всплески лесной кутерьмы, —
Это гномы шалят: «Это мы! Это мы!»
Если, силясь вогнать малодушного в страх,
Зарокочут вельможно потоки в горах;
Если ливни, разверзнув небесную хлябь,
Восклокочут, — но путникам ночь не страшна,
И поля их широких надвинутых шляп
Лепестками цветов заметает весна,
И спешит человек, и не ведает он,
Что, откинутый, полон цветов капюшон, —
(Да не ведать вам, странники, ноши иной,
Да не чувствовать груза невзгод за спиной, —
Ни крыла, ни горба, ни бродяжьей сумы), —
Это гномы чудят: «Это мы! Это мы!»
Если в рощах зима установится вдруг,
Если с вывертом выпадет книга из рук
И разляжется оцепенения штиль, —
Кто тайком поправляет у лампы фитиль?
Кто проносится в полночь на вихрях верхом?
Кто стекло расшивает серебряным мхом?
Кто во снах будоражит людские умы?
Это гномы опять: «Это мы! Это мы! Это мы...»
