В заросшей аллейке стояла скамейка.
Присядешь, поплачешь, и снова - живи.
А рядом, по случаю, ивы плакучие
жалейке скрипучей, всю жизнь - визави.
Да утки в пруду, говорливые странники,
готовились в путь, завершая турне,
и верилось ей, что за ними, когда-нибудь,
взлетит на изогнутом спинкой, крыле.
Но двое людей, приходивших под вечер,
держали её, крепче старых корней.
Он молча сидел, а она ему вечно -
про уток, и внуков, и жизнь сыновей.
В ладонях больших, её тонкие руки
лежали травинками в тёплом стогу,
и утки, весь день издававшие звуки,
любуясь смолкали, на том берегу.
По осени птицы, на юг улетая,
сквозь небо продёрнули чёрную нить.
- И люди взлетели, раз больше не стали
под вечер, как прежде, сюда приходить –
подумав, вздохнула
скамейка- жалейка.
А ивы плакучие -
молчали, по случаю.
