Декабрь кружит, плетет узоры
дороги инеем по стеклу, а полуночные разговоры ведут к недолгому, но теплу, к нему – гитарные переборы, слова, не спетые никому.
иду по снежному коридору, прозрачный, ветреный, но иду.
Декабрь кружит и серебрится, на мягких лапах крадется Йоль, корицей пахнет он и живицей, а вьюга – будто от злого соль; босой декабрь стирает лица, плетет молитвы в печальный вой.
иду, прищурившись сквозь ресницы – усталый, бешеный, но – живой.
Декабрь кружит уроборосом и пьёт из глаз позабытый сон, он, как и я, так устал бороться, что вьюгой давит усталый стон, он брошен всеми, старик-философ, он ищет с кем-нибудь унисон.
я подгоняюсь немым вопросом, иду сквозь лес ледяных колонн.
Декабрь кружит, плетет гирлянды, огнями Эльма морочит путь, включает ночью аромалампы, чтоб было легче зимы вдохнуть нелёгкий воздух, и носит лярву* – лицом обветренным не спугнуть.
иду под голос из старых кантов, забытой свечкою на ветру.
Декабрь кружится, стонет, кружит и тянет в льдистую глубину, морочит мысли простудной стужей и манит прорубями во льду; бреду сквозь дикий белесый ужас, метели сданный на поводу.
декабрь ищет пустые души.
декабрь кружит.
а я иду.
