Еду, пьяная, на районе до пяти утра отплясывала, как дура, спать хочу. Межсезонье.
Без мужика.
А кто трезвым из клуба едет.
На безрыбье была.
Скучала.
Были, ходили штаны, но всё у них вокруг, около, чего ходили, не знали сами. У меня бывший тоже ходил . Он всё хотел строить ячейку общества, из меня, потом собрал всё своё, зубную щётку, обувную, и ушёл, но любит, баба она это чувствует всем телом, потому что глаза у него до сих пор горят, как у кота в тёмном переулке.
Мучается.
А я этого не понимаю, вот она я, без всякого дополнительного строительства.
Ячейка.
Около них молодая красивая баба, молоко, сливки, на текущий момент никто не в претензии за неё, чего ходят, сели, пригубили по стакану, содовой, и поехали к одинокой женщине. У меня перина, как покойник с прошлого года, застыла.
А они ходят.
Я чего, я для разговора пила, с одним, другим, но до дела не дошло, я видела статую самого Аполлона, трогала, какой мужчина, но молчал.
А у них разговоры.
Не за этим ехала я, от дома, хозяйства.
Могла бы в деревенский клуб пойти.
Потрепаться.
У меня груди, как дыни уже. выпадают, но они не видят, я же вижу, что они не видят, не то что им деревня не нравится, я не хуже городских разговоры --разговариваю, но видят только когда к налогу на имущество перехожу, вздрагивают.
Из налоговой я.
Уехала, пустая, на руле лежу без всяких чувств, как монашка, но прижала, обняла, и не выходит он из моей головы, думаю о нём.
О руле.
Еду.
А тут мужчина на дороге.
Одинокий.
Луна.
И не настолько романтична я, не настолько хотела, что бы меня первый встречный останавливал, но мужчина.
Ничейный.
Торможу.
Подходит.
– Права?
И тут началось, боже мой, пьяны, выходите из машины, не поедите.
-- Иди ко мне,-- говорю.
Не бойся.
Нет, но я бы вышла, но их передо мной трое стало уже.
Засада.
Права не отдали, ключи забрали, сплю одна.
В машине.
Дураки.
И вопрос глупый.
-- Почему пьяны?
-- Потому что.
Другой глупее ещё.
– Почему ехали?
– Потому что.
Нет, вышла и пошла мимо собственного транспортного средства, как он выразился, через поле, через лес.
Дура.
Хочу — еду.
Хочу --- не еду.
Что я там ехала, километр в час. Покойники быстрее ходят. Не поверили.
Вру, не сплю, звоню бывшему, ничего не таю, как было, как прошло, как закончили, но он долго тормозил, потом слышу в трубку, любимое:
Дура!
Дальше интереснее было:
-- Дала бы!
Тут меня разобрало уже, кричу:
Среди поля!
Что бы думал, что говорит, не чужая же.
Молчит.
Тормоз.
-- А ты что имела ввиду?
-- А ты что имел ввиду?
Выяснили.
К утру.
Он позвонил через два дня.
Решился.
Вопрос.
--- Подрывайся.
У вас во дворе стоит канарейка, ждёт, подойди к тому инспектору и он отдаст тебе права.
С дуру поднимаю себя.
По ориентировке.
Бегу.
Почтительно.
Подхожу.
---- Товарищ Канарейка, отдайте мои права, пожалуйста?
Сказала.
---Что за дела?
Не отдал.
Он из меня дуру сделал.
На ровном месте.
Бывший.
--Что сказала?
--То и сказала!
Откуда мне знать, что это полицейскую машину канарейкой назвал он.
По телефону.
Судья попала, другим словом не назовёшь, судья.
Баб ненавидит.
Вл. Крымский
30 сентября
Москва
