Владимир Спектор
Всё это нужно пережить...
* * *
Жизнь продолжается, даже когда очень плохо.
Кажется — вот оно, время последнего вздоха.
Кажется, кажется, кажется… Но вдруг, нежданно
Ёжик судьбы выползает из злого тумана,
И открываются новые, светлые двери…
Так не бывает? Не знаю.
Но хочется верить.
* * *
Где-то на окраине тревог,
Где живут бегущие по кругу,
Вечность перепутала порог,
И в глаза взглянули мы друг другу.
Черствые сухарики мечты
Подарила, обернувшись ветром
В мареве тревожной маеты,
Где окраина так схожа с центром.
* * *
От поцелуев до проклятий
(ты слышишь, Карл (или Аркадий?),
От канонадного разгула
(с востока, кажется, подуло)
До чаепитий на диване
(с дрожащей ложечкой в стакане),
Сквозь эхо прошлых разговоров
(и пересудов липкий ворох),
Сквозь дальний мрак и близость света
(летящего под вой ракеты)…
Везде ОНА — как в сериале,
(в дворце, в землянке и в подвале),
Везде ОНА — до слёз, до дрожи.
(Ты чувствуешь)? Я тоже, тоже…
* * *
Всё бывает нежданно-негаданно,
Непредвиденно и опрометчиво.
Даже если дорога накатана,
Даже если доказывать нечего.
Лишь признанья в любви своевременны,
Даже если войной обесточены.
Даже если мигает растерянно
В такт разрывам звезда полуночная.
* * *
Не выкорчевываю корни — извлекаю.
Любовь и дружбу не делю, не вычитаю.
Читаю мысли, что считают — повезло.
И умножаю, умножаю, умножаю
Печаль и слёзы на удачи. И не знаю,
Как вывести за скобки боль и зло.
И алгебру с гармонией не разделяя,
Я цену правды познаю — не вычисляю,
И степень милосердия ценю сильней.
Есть план решения, но нет пока ответа,
И доказательств теоремы тоже нету.
И длится, длится извлечение корней.
* * *
Суровый Бог деталей подсказывает: «Поздно».
Уже чужое эхо вибрирует во снах,
Где взрывы — это грозы, а слёзы — это звёзды,
И где подбитый страхом, чужой трепещет флаг.
Суровый Бог деталей оценит перемены,
Чтобы воздать детально за правду и враньё,
Чтобы сердца любовью наполнить внутривенно,
Чтоб излечить от злобы Отечество моё.
* * *
Негромкая мелодия судьбы,
В которой, словно птицы для полёта,
Настроены на пение все ноты,
Но глуховата партия трубы.
Трубы, которая пророчит суд,
И голос счастья тоже глуше, глуше,
Но где-то ангелы поют — послушай.
Вдруг, песенку моей судьбы поют.
* * *
Заводской трубы погасшая сигара –
Это время «некурящих» городов.
Вместо дыма или пара – тень «пиара».
И ещё – майданный пар орущих ртов.
Справедливость ныне – в кошельке гордыни,
А забывчивость наивностью зовут.
В небеса восходят трубы в Украине,
Под безмолвный и бездымный свой салют. * * *
Условно делимы на «право» и «лево».
Как славно незримы «король, королева,
Сапожник, портной»…
Это со мною и с целой страной,
Где всех поделили почти безусловно
На «любишь — не любишь», на «ровно — не ровно»,
А будто вчера -
Жизни беспечной была, как сестра,
Страна, где так быстро привыкли к плохому,
Где «эныки-беныки» вышли из дому,
А следом свинец,
Хочешь — не хочешь, но сказке — конец.
* * *
Включалась «Ригонда» - и бодрость лилась через край.
«Маяк» был умелым художником «нежного света».
«Кудрявая» слушала вместе со всеми «Вставай»!
И я подпевал про «борьбу роковую за это».
Но слышались в пении вовсе иные тона.
«Ригонда» мигала своим заговорщицким глазом,
Меняла пластинки, и с ними менялась страна,
И я просыпался, как все, как сегодня, - не сразу.
* * *
Где-то вдалеке,
На пустой реке –
Надувная лодка, рыба плещет.
И осенний пляж,
Тишины той страж,
Словно разорившийся помещик.
Ты не береди
Пустоту в груди.
Вот уже и даль реки в тумане.
Над пустой рекой
Дышится легко…
И судьба – как в матовом экране.
* * *
Захлебнулась одиночеством гармонь.
Память старика — сплошной простор.
За какую клавишу ни тронь -
Только эхо, а не разговор.
Только эхо старых песен в тишине
И улыбки мимолётной свет.
Но ещё летит, летит ко мне
Эхо взрыва всех ушедших лет.
* * *
А смысл разве в том, чтобы слаще поесть
И выпить полней, через край?
...Под ветром на крыше вибрирует жесть,
Трезвонит тревожно трамвай.
От смысла весьма и весьма вдалеке
Толпятся неловко года.
Не пойманной рыбой скользит по реке,
В глазах отражаясь, звезда...
* * *
Принимаю горечь дня,
Как лекарственное средство.
На закуску у меня
Карамельный привкус детства.
С горечью знаком сполна -
Внутривенно и наружно.
Растворились в ней война,
И любовь, и страх, и дружба…
* * *
Всех ненавидящих — прощаю.
Смотрю в упор — не замечаю.
А вижу, как трава растёт.
Её ведь тоже — топчут, топчут,
Она в ответ растёт, не ропщет,
Растёт, как будто бы поёт.
Поёт под злыми каблуками,
Под равнодушными плевками.
Над нею — неба блеск живой.
И, ненавидеть не умея,
Растёт, беспечно зеленея,
Растёт — то песней, то травой.
* * *
Незаконченность мира, любви, перемен,
Неизбывность, но не обреченность.
Забываю, прощаю встающих с колен,
Злобу их обратив во влюблённость.
Облака из души воспаряют туда,
Где им плыть, небеса укрывая,
Где, рождаясь, надеждою манит звезда,
Обретая законченность рая…
* * *
Дышу, как в последний раз,
Пока ещё свет не погас,
И листья взлетают упруго.
Иду вдоль Луганских снов,
Как знающий нечто Иов,
И выход ищу из круга.
Дышу, как в последний раз,
В предутренний, ласковый час,
Взлетая и падая снова.
И взлетная полоса,
В мои превратившись глаза,
Следит за мной несурово.
* * *
Всему свой срок. И снова листопад,
Донбасский воздух терпок и морозен.
Не так уж много лет назад
Неотвратимым был парад,
И улиц лик – орденоносен.
Всему свой срок. Кочевью и жнивью,
Закату и последнему восходу.
Всему свой срок. И правде, и вранью
И нам с тобой, живущим не в раю,
А здесь, среди дыханья несвободы
* * *
Вечерний город в сквозном тумане,
И память улиц сквозит во мне.
Как осень прячу каштан в кармане,
Каштаны гаснут – привет весне.
Каштаны мёрзнут, я вместе с ними,
Во встречных окнах зажглись огни…
Бульвары кажутся мне цветными,
И, словно листья, кружатся дни.
* * *
Сквозняк вопросов, вакуум ответов…
«Зачем?», «Откуда?», «Почему?»
Как паутина, бабье лето
Летит, и холодно ему.
В особенности вечерами,
В особенности в звездопад.
Вопросы вечные: «Что с нами?»
Ответы – только наугад.
* * *
Не изабелла, не мускат,
Чья гроздь – селекции отрада.
А просто – дикий виноград,
Изгой ухоженного сада.
Растёт, не ведая стыда,
И наливаясь терпким соком,
Ветвями тянется туда,
Где небо чисто и высоко.
* * *
И впрямь, так будет не всегда.
Пронзают время перемены.
И тот, кто присягает: «Да»,
Вдруг, станет символом измены.
И это всё – сквозь скорый суд,
Сквозь пыль дорог и боль утраты.
И сына Богом нарекут,
И потеряют, как когда-то.
* * *
От возраста находок вдалеке
Я привыкаю к возрасту потерь.
И где «пятёрки» были в дневнике,
Пробелы появляются теперь.
А я в душе – всё тот же ученик.
Учу урок, да не идёт он впрок.
Хоть, кажется, уже почти привык
К тому, что чаще стал звонить звонок.
* * * И, в самом деле, всё могло быть хуже. –
Мы живы, невзирая на эпоху.
И даже голубь, словно ангел, кружит,
Как будто подтверждая: «Всё – не плохо».
Хотя судьба ведёт свой счёт потерям,
Где голубь предстаёт воздушным змеем…
В то, что могло быть хуже – твёрдо верю.
А в лучшее мне верится труднее.
* * *
Какою мерою измерить
Всё, что сбылось и не сбылось,
Приобретенья и потери,
Судьбу, пронзённую насквозь
Желаньем счастья и свободы,
Любви познаньем и добра?..
О Боже, за спиною – годы,
И от «сегодня» до «вчера»,
Как от зарплаты до расплаты –
Мгновений честные гроши.
Мгновений, трепетом объятых,
Впитавших ткань моей души.
А в ней – доставшийся в наследство
Набросок моего пути…
Цель не оправдывает средства,
Но помогает их найти.
* * *
Всё это нужно пережить,
Перетерпеть и переждать.
Суровой оказалась нить
И толстой — общая тетрадь
Судьбы, которая и шьёт,
И пишет — только наугад.
Я понимаю — всё пройдёт.
Но дни — летят, летят, летят…
