На ладони горы засыпай, под покровом еловым,
ненадолго, на пару столетий, и, честное слово,
я тебя разбужу на рассвете весеннего дня,
я тебя провожу, и в дорогу дам хлеба и меда,
и коню твоему нашепчу перевалы и броды,
только ты, дорогой мой, уже не узнаешь меня.
Ты уйдешь безответно, лишь кровь прорастет ежевикой,
только эхо напева заблудится в пустоши дикой,
поцелуя тепло первоцветом проснется в траве,
грянет сабля твоя звонче молний на горных вершинах,
ятаган твой сверкнет смертоносней, чем выпад змеиный,
тяжесть глыб и утесов проснется в твоей булаве.
Запоют гусляры, горьким летом тебя призывая,
и вода растечется, и с мертвой сольется живая,
и державы сойдутся на пире свинца и огня,
там узнаешь ты славу, какой не бывало на свете,
будешь первым на брани и первым на царском совете,
только жаль, мой любимый, что ты не припомнишь меня.
Но во веки веков, как увидишь родные долины,
вольный ветер навеет знакомую горечь пелина,
виноградом любовь обовьет, осенит, утолит,
и направит пути, и вовеки уже не отпустит,
как родная река, донесет до широкого устья
у меня на ладони, в небесной дали.
