и любой предмет растает в моих руках,
потечёт горячим воском по моей кисти;
дорогая Лора, наступает крах
самой важной из моих миссий.
я носил домой трупы редких зверей,
рисовал, а потом их до пепла жёг;
я курил травку, жевал сельдерей,
развлекался, тыкая меж пальцев ножом.
разносил газеты, торговал луком,
и писал картины - со всего подряд;
Лора, ты была моим лучшим другом,
а об этом часто не говорят.
ты любила меня, и в этом был кайф -
я и муза, и одновременно творец.
Лора, если бы я был мальчик Кай
моего льда хватило бы на дворец.
но я писал - холсты множились саранчой,
я писал, а ты спала рядом, в поту;
я писал, хотя никто не спросил "почём",
не сказал "заверните-ка мне вон ту".
и я писал. Лора, я думал - так будет век,
не понимая, какой ценой даётся мне этот дар.
что ты не кисточка, не холст, не мольберт,
что ты живая. но это не навсегда.
*
с тех пор как дом мой пуст, дорогая Ло,
картины смотрят со стен уныло и кисло;
меня заклинило, заело, всё тело свело,
и ни одного мазка. ни одного взмаха кисти.
сгорает всё, к чему теперь прикоснусь руками,
бычки и пальцы тушу о пустую солонку.
кричат вороны, над могилой летая кругами,
словно закручивая надо мной
воронку.
