…Я смотрю на ее гладкую с��ину в мелких редких родинках, татуировку на правой лопатке, волосы, ритмично шевелящиеся при каждом толчке, судорожно вцепившиеся в простыню пальцы. Я слушаю ее стоны, которые становятся громче с каждым разом, как я вхожу в нее все глубже, стоны то ли боли, то ли удовольствия и во мне нарастает нетерпение. Нетерпение и пока еще смутное, но уже неприятие ее – той, что сейчас стоит передо мной на коленях. Очередной ее. Давно уже не первой и, наверняка, не последней. И уж тем более не единственной.
Сейчас я медленно уничтожаю ее и себя. Себя физически и ее, как личность. Или наоборот. А может и то, и другое сразу…
Я – это они, тысячи героев, тысяч прочитанных книг, сотен просмотренных фильмов, миллионы стереотипов поведения и настроений, подсознательно усвоенных с детства, либо насильно вбитых в меня моим окружением. Я – это их мысли, чувства, желания. Я – это весь мусор, накопленный за тридцать лет моей жизни. Без них меня нет, но и с ними мне неуютно. Я – это мой деструктивный синдром. Я разрушаю все на своем пути, включая себя самого. Разрушаю, чтобы создать заново еще раз. В новом месте. Чтобы затем разрушить в очередной раз.
Я – это эволюция человека без прикрас в отдельно взятом лице. История цивилизации, зажатая в узкие временные рамки: рождение, развитие, короткий миг обманчивой стабильности и, наконец, нескончаемые междуусобицы и войны с внешними врагами, которые неизменно приведут к упадку, а затем к смерти…
…чей голос я слышу сейчас, когда двигаюсь в ней, чьи самолюбие и нетерпение говорят во мне, кому я пытаюсь противостоять, делая одно дело и уклоняясь от другого?
Она слабо стонет, и я чувствую, что сил остается гораздо меньше, чем упорства, но все тот же голос не дает мне остановиться – мое первобытное упрямство или гордость – и я, как заведенный, продолжаю двигаться в ней, уничтожая и стирая ее ”я”, а заодно и свое собственное.
Мой путь – путь саморазрушения и она лишь еще одна веха на нем, факт моей будущей личной истории, которая станет ненужной никому сразу после моей смерти. Или даже много раньше.
Я двигаюсь по жизни зигзагами, ставя перед собой мелкие, утопичные цели, которые по их достижении болезненно отмирают. Болезненно – оттого, что, оглядываясь назад, понимаю, что каждая отдельная цель не стоила затраченных усилий и была лишь очередной попыткой уклониться от встречи с собой и осознанием того, что меня как такового нет, есть лишь разрушение накопленных за долгие годы стереотипов внутри и снаружи. Есть застывшее статичное пространство моего “я”, и движение во времени, ограниченное рождением и смертью. И есть стоны напротив. Стоны, которые раздражают все больше… и еще есть упрямство довести все до конца…
Я успокаиваюсь только по ночам, с приходом полной темноты, когда становится не видно даже смутных очертаний всего вокруг и, тем более, каких-либо ориентиров. Тогда я ложусь, закрываю глаза и слушаю тишину. Долгими часами…
С каждым движением во мне растет нетерпение… С каждым услышанным словом, фразой и даже звуком, во мне нарастает противостояние… отчаянная жажда противостояния людям, что меня окружают, богатству и бедности, глупости и шаблонной рекламной мудрости. Животный и неуправляемый нонкомформизм… неумение прийти к согласию прежде всего с самим собой…
Я – это внешняя, самая удаленная орбита нового кислотного поколения, которое не знает ни цели, ни направления, которое ничего не ищет и, как следствие, ничего не теряет. Я – это мой желудок и мои мозги, которые требуют количества, не задумываясь ни о качестве содержимого, ни его необходимости. Я – это тот, для кого делаются тысячи часов рекламы по телевидению и радио, для кого создаются потребности на рынке, тот, кто, заходя в магазин, уже не может уйти оттуда, ничего не купив…
И ее тело – просто еще одно тело на моем пути. Объект моей потребительской патологии. Я знаю это точно, как знал еще тогда, когда познакомился с ней, хотя то знание и было очень смутным. То, что скоро наши отношения изменятся и, скорее всего, закончатся навсегда, чувствует и она. Но она женщина, а, значит, она более привязчива и ранима, и разрыв для нее значит много больше, чем для меня и будет еще одним кирпичом в стене ее комплексов. И она знает, что я знаю о ее догадках, но по молчаливому согласию мы оба не поднимаем этой темы. Я – потому, что привык молчать, а она, потому что при всех своих недостатках все же намного мудрее меня…
Я двигаюсь в ней при слабом мерцании не выключенного монитора компьютера и рассеянных, бледно-молочных бликах фонарей с улицы. Еле слышным, но устойчивым фоном в ушах уже третий час стоят надрывающие тишину комнаты и мое спокойствие, голоса Роберта Джонсона и Трейси Чэпмен, в альбомах, зацикленных в компьютере… Сейчас я не более чем игра света и тени, где каждая из моих составляющих норовит уничтожить все остальные.
И все же годы медленного самоубийства еще не сломили меня. Я все еще здесь, в ней, пусть и очередной вехе моей жизни, но гораздо более важной, чем все предыдущие и все последующие за ней, ибо я научился жить тем, что есть здесь и сейчас, а не утерянным вчера и неизвестным завтра.
И она тоже не более чем игра света и тени, потому что сейчас мы одно целое, пусть и ненадолго. Я знаю, что люблю ее… люблю по-своему – полностью, без остатка и сомнений отдавшись своему упрямому движению в ней. Мое знание больше самообмана и моей воли вместе взятых, оттого даже моя любовь сродни патологии, как и многие мои чувства. И я знаю, что непоследователен в них, но мирюсь с этим, потому что все равно не могу ими управлять. Именно поэтому я и иду против течения, навстречу скорому уже расставанию, убивая свое нелепое “я” в ней. Именно поэтому я скоро оставлю ее. Оставлю потому, что, не сделав этого, разрушая свою жизнь, я разрушу и ее жизнь включительно, на что вроде бы не имею никакого права… Я делаю это вовсе не из добрых побуждений, просто рушить свою жизнь легче в одиночку, не рассеивая внимание и силы по мелочам…
И все же, хотя она и не стала той самой единственной, надо отдать ей должное – она сделала со мной то, чего до этого сделать не удавалось никому – ни с кем в постели до нее я не чувствовал такой самоотдачи и гармонии. Кроме разве что последнего времени, когда понял, что, не порвав с ней сейчас, в дальнейшем уже никогда не смогу сделать этого…
Она стонет и зарывается лицом в подушку, также – по-своему – пряча от меня свою слабость. Или то, что мы, никогда не называя этого вслух, привыкли считать слабостью – слишком наглядное проявление чувств друг к другу, либо на виду друг у друга. Нам проще обходиться недомолвками и насмешками. По крайней мере, остается видимость того, что никто не теряет свое лицо. Жить так намного сложнее, но мы давно обходимся придуманными ролями – она полностью не доверяет мне, я же, в свою очередь, не знаю чего ждать от нее в каждый отдельно взятый момент наших сомнительных отношений.
Я прикрываю глаза и представляю ее лицо и фигуру в момент, когда мы решили погулять в городе всего несколько дней назад. Да, сейчас я нахожусь в ней, той самой, на которую с завистью смотрели десятки прохожих. Сейчас я в ней и мечтаю о ней же, хотя ее тело уже принадлежит мне. Пусть и ненадолго…
Я, как сжатая пружина, нахожусь в постоянном напряжении. Но, как и та пружина от долгого напряжения могу дать осечку в любое мгновение. Я не знаю, чего ждать от себя, своих мыслей, настроений даже в ближайшие минуты. Я равноценно опасен для себя и окружающих. И так же безвреден. Любая из моих трагедий может переродиться в фарс, также как и любая шутка может обернуться нешуточными проблемами.
…Мы познакомились случайно. Встречались от случая к случаю, не видя перспективы в отношениях, оттого, вероятно, и не воспринимали их серьезно. Случайная связь при случайных обстоятельствах в свободное ото всего остального время. Поэтому, как видно, и растянулось это слишком надолго. Настолько долго, что своими силами мы уже не могли поломать то, что построили между делом… Каждый жил своей жизнью, но где-то поблизости всегда была она, а рядом с ней – я. Просто для секса и разовых, не обязывающих ни к чему встреч. Просто так. От нежелания или неумения занять свое время чем-то другим…
Я никогда ни к кому не ревновал ее. И не потому, что всегда знал, что наступит момент, когда нам придется расстаться. Я не ревновал ее к ее прошлому и к настоящему, не ревновал к мужчинам, что уже были до меня и, наверняка, будут после, не ревновал к подругам, на которых, в отличие от меня у нее всегда находилось время и желание видеть. Я не ревновал ее ни к кому и ни к чему… Я просто панически боялся ее потерять….
Но и это уже осталось в прошлом…
А сейчас я испытывал лишь нетерпение и желание как можно быстрее уничтожить ее в себе…
Я оступился всего один раз, позволив нахлынувшим чувствам захлестнуть меня… именно с ней и только на один вечер… и результаты оказались плачевными. Плачевными для нас обоих. Но все же в большей степени для меня…
Я ломал свою жизнь в одиночестве, пока не появилась она, и я бездумно потащил ее за собой. Сначала неосознанно, но чем дальше двигались наши отношения, тем сильнее мне не хотелось расставаться с ней. Случайное знакомство, переросшее в нашу трагедию, из которой не могло выйти ничего, кроме жалкого фарса. Что мы, в конце концов, и получили. Но мы пошли гораздо дальше и общими усилиями даже фарс сумели превратить в теперь уже настоящую трагедию. Сначала она, полностью сломав сложившийся в моей жизни, неведомый даже мне порядок и потом уже я сам – предчувствуя исход наших отношений, в очередной момент слабости дав себе слово, что уничтожу и ее оставшейся памятью обо мне… но лишь после того, как исчезну из ее жизни.
Я знаю, что нечестен даже по отношению к себе, но и это уже неважно для меня – остановить себя в своем движении я все равно не могу. И не только потому, что стало слишком поздно, и придуманная себе раньше роль уже полностью подчинила меня себе, но еще и потому, что просто не хочу… Я – тривиальный продукт своей эпохи, ее массовое изделие, отражение своего поколения в кривом зеркале причудливого изгиба истории…
…И сейчас я смотрю на ее гладкую спину в мелких редких родинках, татуировку на ее лопатке – пару иероглифов, значение которых она и сама не умеет толком объяснить, на ее волосы, закрывшие от меня ее лицо, я слушаю ее стоны, и во мне нарастает нетерпение… нетерпение и пока еще смутное, но уже неприятие ее. Той, что стоит сейчас передо мной на коленях. Давно уже не первой и, наверняка, не последней. И уж тем более не единственной…
…Я медленно и планомерно уничтожаю ее и себя. Себя физически и ее, как личность. Или наоборот. А может и то, и другое сразу… В ее лице я уничтожаю в себе их всех, чтобы остаться, наконец, одному и спокойно завершить начатое несколько лет назад… Их лица и их имена… Ольга… Юлия… Алиса… Наталья… Елена… И это только половина последнего года. То, что казалось серьезным или почти серьезным, но, как и всё предыдущее сошло на нет, развеялось, как сон; как и после сна, оставив по себе тягостное ощущение по пробуждении. А ведь были и будут еще десятки месяцев и десятки имен. До и после них, многие из которых, как и все в жизни, повторяются.
Информационный поток, новые технологии, темп, взятый за эталон, несут меня в общем течении, и скорость его постоянно растет. Точнее, течение, которое идет против меня, все наращивая ход. Одна из неминуемых издержек при воспитании поколения Pepsi – поколения Next. Поколения, которое и на мне оставило свой след. Поколения самонадеянных умников и умниц, растущих на синтетической информационной подпитке… Бесполая молодежь от Benetton.
…я упрямо двигаюсь в ней и заставляю себя думать и помнить о ней же. И напряжение чуть ослабевает и на время дает отдых мыслям. Я вижу часть ее профиля и за ее стонами, одновременно, вспоминаю ее лицо, голос, тепло ее ладоней, представляю то, чего почти никогда не было – наши прогулки, держась за руки. Накладываю произвольный фон на очертания ее фигуры и выражение лица… словно к крышке унитаза пытаюсь пристроить жилой дом со всеми удобствами… которого у нас уже никогда не будет…
…Она существовала отдельно ото всего. Не любовь и не привязанность, не навязчивая идея и не дружба. Скорее, все вместе, возведенное в степень – обещание возможности чего-то лучшего и, одновременно, подарок судьбы моему деструктивному синдрому… Американка, итальянского происхождения с ярко выраженной англо-саксонской внешностью, светло-серыми глазами цвета ноябрьского неба, когда вот-вот пойдет первый, сырой еще снег… шестинедельный подарок судьбы. Открытый конец так, по сути, и не начавшейся истории…
…еще до встречи с ней, я чувствовал, что что-то должно было измениться. Изо дня в день, из недели в неделю, наверно, с самого начала мая или даже конца апреля это ощущение росло и крепло, будоража меня все сильнее. Такое чувство еще ни разу не обманывало меня. Другое дело, что иногда я получал суррогат вместо того, что ожидал, но признаки были теми же, что и обычно – что-то должно было произойти. Чувства и ощущения еще никогда не подводили меня.
А может это я сам притянул ее своим ожиданием… как бабочку на костер…
Она была сильнее меня… Намного сильнее и мудрее… словно надуманная Алиса в моем зазеркалье… нереализованной стране чудес… С кем не случается… Еще одно запредельное ощущение из моего вполне заурядного прошлого…
…Я смотрю на ее гладкую спину в мелких редких родинках, татуировку на правой лопатке, волосы, ритмично шевелящиеся при каждом толчке, судорожно вцепившиеся в простыню пальцы. Я слушаю ее стоны, становящиеся громче с каждым разом, как я вхожу в нее все глубже, стоны то ли боли, то ли удовольствия и во мне нарастает нетерпение. Нетерпение и пока еще смутное, но уже неприятие ее – той, что сейчас стоит передо мной на коленях. Очередной ее. Давно уже не первой и, наверняка, не последней. И уж тем более не единственной…
И сейчас под неумолкающие звуки с корнями “черного юга” я медленно и планомерно уничтожаю ее и себя… Себя физически и ее, как личность. Или наоборот. А может и то, и другое сразу…
Уничтожаю, потому что опять вру себе, потому что знаю, что это именно она – та самая единственная, та самая без которой я уже не смогу ничего продолжить в своей жизни, та, без которой уже не будет ни меня, ни мира вокруг… Та, ради которой и были все остальные до и после нее. До – ради того, чтобы придти к ней, а после – чтобы забыться, обмануть себя, предать мою память, совесть и патологическую привязанность к ней… моя нарисованная мечта… та которую я люблю… слепо, отчаянно и бездумно… И сейчас я уничтожаю ее… уничтожаю только потому, что больше не нахожу ни в себе, ни вокруг себя ничего более сильного и выразительного, чем моя разрушительная привязанность к ней…
Я не боюсь проиграть и унизиться, я боюсь остаться ни с чем – без нее. Уничтожая ее, я уничтожаю себя… и ее в себе. Я пошел самым простым путем – сжег все мосты за спиной и пошел навстречу моему избавлению… навстречу ей… чтобы попытаться проиграть вместе…
Я уничтожаю нас обоих… Уничтожаю, даже не отдавая себе отчета как. Просто чувствую, что любое мое действие несет на себе печать разрушения… У меня не так много времени – наши отношения уже давно остановились где-то на грани – еще чуть-чуть и последние нити, связующие нас оборвутся со страшным треском. Именно поэтому я и спешу – время, как всегда, мой постоянный противник, немой упрек и, одновременно, вызов всему моему существованию. Именно поэтому я спешу… спешу разрушить как можно больше…
В моем мире есть только один человек, перед которым мне, по-настоящему, стыдно и в чьи глаза я смотрю лишь изредка, чтобы противопоставить хоть что-то себе и своему деструктивному синдрому. Там, на фотографии ему всегда будет чуть больше полутора лет. Маленький мальчик с тоскливым недетским взглядом, словно еще тогда он знал, что случится со мной позже. Тогда ему был один год и восемь месяцев…Человек, которого я бессовестно и непоправимо обманул.
На той фотографии я сам. Наверно уже тогда я чувствовал, что стою не на том пути, но предостеречь себя смог лишь годы спустя, когда, в любом случае, было слишком поздно. Когда понял, что на самом деле значил тот взгляд…
А, впрочем, этот взгляд лишь мое предположение, очередной из моих, пусть и долгоиграющих стереотипов. Когда-то давно воображение сыграло со мной свою нелепую шутку, а я, подчиняясь его новой прихоти, занес ее в список своих аксиом. Тогда было удобнее считать именно так. Со временем я смирился с юношескими фантазиями. Почему нет? Еще один отшлифованный временем миф…
…Еле слышным фоном уже третий час надрывают тишину комнаты и мое спокойствие, голоса Роберта Джонсона и Трейси Чэпмен... пока я медленно уничтожаю ее и себя. Себя физически и ее, как личность. Или наоборот. А может и то, и другое сразу…
Март 2013г.
