Вот он перед нами, храм священный, древний,
Ставший балаганом, рынком и харчевней, —
Храм литературы, древле чтимый свято,
Где жрецами были гении когда-то…
Где светильник мысли разгорался ярко,
Где пылало чувство искренно и жарко,
С алтаря ж вздымалось, в стройном клире пенья,
Жертвенное пламя — пламя вдохновенья,
И поэт, в восторге, с свежими цветами,
Сердце нес для жертвы, полное мечтами…
Но угас светильник, лиры замолчали,
Гении исчезли и цветы увяли…
И в лоскутьях пестрых, гениям на смену,
Гаеры и фаты вылезли на сцену…
Всюду дряблой мысли тщетные усилья —
Как орел, подняться и, вороньи крылья
Распустив над миром, с высоты орлиной
Заблистать избитой, ржавою доктриной…
Но как быть вороне, так и есть ворона, —
Всё с чужого свиста, всё с чужого тона.
Что давно руками школьников измято —
Своего ж ни капли, напрокат всё взято…
Что давно уж стало пошло и избито,
Что давно уж в пятнах, ржавчиной покрыто,
Что назад лет двадцать новизной пленяло,
А теперь, как ветошь, сгнило, полиняло!..
Об одном и том же болтовня всё та же,
Что и попугаи затвердили даже, —
Детские проклятья сверженным кумирам,
Павшим идеалам, позабытым миром…
А наместо старых, в этой тьме унылой,
Новые не блещут благотворной силой!
Ветошь скудоумья фразою мишурной
Прикрывая нагло, в храм литературный —
Вон, толпой крикливой, лезут фарисеи
С краденым елеем к алтарю идеи.
Круглая бездарность, на ходулях стоя,
Корчит публициста, чуть что не героя…
Хам в боярской шапке сыплет, с видом ярым,
Грозные проклятья и хулу боярам…
Вон, врачи выходят важными стопами,
На челе ж их блещет: «Исцелитесь сами!»
Там сипит сатира остротой мещанской,
Здесь, под балалайку, слышен вой гражданский,
И нахально лезет рифмоплетов стая
В храм литературы, грамоте не зная, —
В храм литературы, в храм святой и древний,
Ставший балаганом, рынком и харчевней…
